— Насколько мне помнится, сицилийское общество ты тоже не жаловала, — заметила контесса.

Джиллиан раздраженно выдохнула.

— Разве можно винить меня за это?

— Нет, дорогая. То, как они к тебе относились, очень неприятно. Вот почему я хочу избежать повторения, если такое возможно. Мы пробудем здесь столько, сколько его светлость посчитает нужным, а потом вместе вернемся в Лондон.

На лице ее дочери появилось бунтарское выражение, но контесса неожиданно заговорила очень твердо:

— А пока ты будешь продолжать свои занятия и делать в точности то, что велит герцог.

— Но, мама, я просто не вижу смысла. Моя репутация…

Мать подняла руку, остановив ее.

— Твоя репутация не погублена. Джиллиан, во всех отношениях ты совершенно невинна. — Она посмотрела на Чарлза уверенным и ясным взглядом. — Ведь это всего лишь стратегическое отступление, правда, сэр?

Он удивился такому проявлению материнской силы духа.

— Вы превосходно выразились. И все-таки нам нельзя недооценивать угрозу.

Что мать, что дочь…

То, что Джиллиан уже поместили в ту же категорию, что и ее мать, было шагом назад, причем куда более значительным, чем Чарлз мог предвидеть. Особенно после того, что ему сказал Страттон. Однако эти сведения он предпочитал держать при себе.

— Ты что-то от нас скрываешь, Чарлз? — с подозрением в голосе спросила Элизабет.

Его сестра всегда была чертовски проницательна, что не шло ей на пользу.

— Нет ничего такого, о чем вам стоит волноваться.

Джиллиан прищурилась, словно пыталась взглядом проникнуть в его мысли.

— Ваша светлость…

Карета сильно дернулась и остановилась, сильно закачавшись. Джиллиан схватилась за мать, а Чарлз протянул руку и подхватил Элизабет, чтобы не соскользнула на пол.

— Что за дьявольщина?

Раздался приглушенный крик, ржание лошадей — а потом все стихло.

Левертон потянулся к двери, но она распахнулась прежде, чем он успел взяться за ручку. Прямо ему в лицо был направлен ствол пистолета.

— Вот дьявол, — пробормотала Джиллиан. Все, что требуется после долгого, утомительного, безотрадного дня, — это разбойники на дороге. Ее уже тошнит от них, черт бы их всех побрал.

А если хорошенько подумать, ее тошнит почти от всего английского за исключением, пожалуй, тех, кто сейчас сидит с ней в карете. И если английский ублюдок, прицелившийся в герцога из пистолета, посмеет прикоснуться к ее матери или еще к кому-нибудь, она его просто задушит.

Левертон бросил на нее острый взгляд.

— Давайте я сам с этим разберусь.

Она широко распахнула глаза, словно ей и в голову не приходило лезть в драку. Он фыркнул и снова с отвращением посмотрел на пистолет.

— Ты, мистер Франт, вылезай-ка из своей чертовой кареты! — рявкнул мужчина с пистолетом.

— Если вы перестанете размахивать оружием перед моим носом, я с радостью подчинюсь вашему требованию, — холодно ответил Левертон.

Герцогу отлично удалось передать сочетание презрения и раздражения. Чтобы напугать его светлость герцога Левертона, потребуется куда большее, чем разбойники с большой дороги.

Однако леди Джулия дрожала как лист на ветру. Джиллиан хотелось обнять мать, но ее руки должны были быть свободными на случай, если ситуация стремительно выйдет из-под контроля. Девушка незаметно потянула к себе ридикюль.

Левертон распрямил свое крупное тело и шагнул к дверце кареты. Мерзавец с пистолетом — здоровенный мужик в потрепанной фетровой шляпе и с грязным платком, закрывавшим нижнюю половину лица, — отступил назад, выпуская герцога.

— Просто сидите спокойно, — бросил Чарлз, оглянувшись.

Леди Филби, почти такая же спокойная, как и ее брат, но слегка позеленевшая, ответила:

— Заверяю тебя, я буду сидеть тихо, как мышка.

— Я обращался не к тебе. — Он предостерегающе глянул на Джиллиан.

Она нахмурилась, но Левертон уже ступил на землю.

— Кто здесь главный? — спросил он высокомерным тоном, шагнул в сторону и исчез из вида.

Судя по отвечающим ему голосам, у кареты было еще два человека помимо охранника, стоявшего в нескольких футах и по-прежнему целившегося в женщин из пистолета.

Держа ридикюль в руке, Джиллиан наклонилась к матери.

— Давай поменяемся местами, мама.

Леди Джулия дернулась, глядя на дочь расширившимися испуганными глазами. Гнев Джиллиан разгорелся в ровное ледяное пламя. Этот случай стал ужасающим напоминанием обо всем, что мама потеряла, и о том, до чего они были беспомощными, не сумев это предотвратить.

— Что ты задумала? — прошептала контесса.

— Просто хочу видеть, что происходит, — успокаивающе произнесла Джиллиан.

Мать неохотно кивнула. Когда они менялись местами, Элизабет кинула на Джиллиан острый взгляд, но возражать не стала.

— Эй, вы, а ну успокоились там! — приказал охранник.

Левертон, снова появившийся в поле ее зрения, строго посмотрел на Джиллиан.

— Я просто пересадила маму со сквозняка, — кротко сказала девушка. — Она очень подвержена простудам.

— Ну так опусти свою задницу на место и успокойся, — рявкнул разбойник. — Или получишь у меня! — Он для убедительности качнул пистолетом.

— Угрожать совсем ни к чему, — сказал Левертон. — Тем более трем беззащитным женщинам.

— Это не тебе решать, — рявкнул кто-то из негодяев.

— Нет мне, — возразил герцог. — Или вам придется чертовски дорого за это заплатить, даю слово герцога Левертона.

Его слова заставили разбойников замолчать на несколько долгих секунд. Даже задиристый охранник растерялся. Джиллиан не сомневалась, что все в графстве, даже бандиты, знают, насколько могуществен герцог. Она вытянула шею, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.

Левертон снова заговорил с высоким худощавым мужчиной в длинном темном балахоне, обвисшей шляпе и с платком, надежно скрывавшим его черты в угасающем свете дня. Еще Джиллиан увидела четырех вооруженных мужчин, стоявших за разбойником, вероятно их предводителем.

Дорогу перегораживали две телеги с запряженными в них пони. Телеги были нагружены небольшими бочонками и квадратными свертками, увязанными в узел. Странно, колеса телег были обвязаны соломой. Рядом с одним пони стоял паренек с уздечкой в руках. Кучера и конюха Левертона нигде не было видно.

— Видите что-нибудь? — прошептала Элизабет.

Джиллиан кивнула:

— Две телеги перегородили дорогу, как будто переезжали с одного поля на другое. И колеса у них обвязаны соломой.