Итак, все звенья логической цепи на своих местах, и ломать голову больше не над чем. Дело за людьми Ранке: от них требуется завтра проявить внимательность и расторопность, чтобы обезвредить профессионала, выбив тем самым последний козырь из рук прусских революционеров. И все будет в порядке.

Однако что-то беспокоило Аниту, не давало свободно вздохнуть и со спокойной совестью приняться за роман Ричардсона. Мадемуазель Бланшар… Где она и что у нее сейчас на уме? Анита знала по опыту: опаснее всего люди непредсказуемые, действующие в силу своих мгновенно вспыхивающих внутренних порывов. Мадемуазель Бланшар как раз из их числа. Просчитать ее дальнейшие поступки невозможно. С равной долей вероятности она может в данную минуту прятаться в каком-нибудь дальнем закоулке Берлина, вздрагивая от каждого шороха, или же преспокойно отдыхать в номере гостиницы «Шпрее». У полиции нет прямых доказательств ее причастности к смерти Либиха и прочим убийствам, а тронуть знаменитую особу без веского повода никто не посмеет. Стало быть, бояться ей нечего.

От размышлений по поводу того, где может в настоящий момент находиться мадемуазель Бланшар, Аниту оторвал донесшийся из передней «Августин». Уверенная, что пришел Алекс, она крикнула Веронике:

– Открой!

Громыхнул замок, но вместо родного максимовского баритона из передней донеслось что-то тихое, шелестящее и неразборчивое.

– Вероника, кто там?

– Это к вам…

Анита с неохотой поднялась (сидеть в теплом кресле у потрескивающего камина было так приятно!), вышла из гостиной и остановилась как вкопанная. Перед ней стояла та, о которой она только что вспоминала – мадемуазель Бланшар собственной персоной. Но что за вид был у этой персоны! Популярная писательница Элоиза де Пьер, экстравагантная модница и блестящая кокетка, производила впечатление самое жалкое. Ничем не прикрытые волосы мокрыми спутанными космами лежали на плечах. Щегольское платье, промокшее до нитки, было местами выпачкано грязью и изрядно помято. На ногах у гостьи Анита заметила легкие, совсем не подходящие к сезону туфельки.

– З-здравствуйте, – проговорила мадемуазель Бланшар, заикаясь и стуча зубами.

Ее трясло, как в лихорадке. Выйдя из оцепенения, Анита всплеснула руками.

– Dios mio, на кого вы похожи! Идемте скорее в комнату.

Мадемуазель не сопротивлялась. Анита усадила ее в кресло, набросила ей на плечи свою шаль. Позвала Веронику.

– Чай готов? Неси! Или, может быть, мадемуазель предпочтет кофе?

– М-мне все равно, – проговорила гостья, по-воробьиному съежившись в кресле.

– Принеси кофе, – распорядилась Анита. – Он быстрее согревает. И захвати бутылку коньяка.

Вероника ушла на кухню, загремела там чашками и блюдцами. Анита придвинула к камину второе кресло, села рядом с мадемуазель Бланшар, участливо тронула ее руки, безвольно лежавшие на коленях. Руки были холодными и влажными.

– Где вы умудрились так вымокнуть?

– Н-не спрашивайте, – выговорила Элоиза. – Я целый день брожу по городу. Был ужасный снегопад, а я потеряла шляпку и зонт… У меня ничего не осталось, кроме того, что на мне.

– Где же ваши вещи?

– В особняке у Гельмута. – Мадемуазель Бланшар всхлипнула, и по ее бледным щекам покатились крупные слезы. – Я не могу туда вернуться… Я не могу… Гельмут! Что мне делать?

Она разрыдалась в голос, перегнувшись через подлокотник и уткнувшись лицом в плечо Аниты. В этом надрывном плаче было столько отчаяния, что трудно было поверить в его неискренность. Машинально гладя рыдающую мадемуазель Бланшар по спутанным волосам, Анита терялась в догадках: что же на самом деле происходит?

– Успокойтесь! Успокойтесь и расскажите все по порядку.

– Я не могу… Гельмут!

– Гельмута не вернешь.

– Знаю… Это все проклятые смутьяны… берлинские фрондисты. Почему я не убедила его порвать с ними?

Ладонь Аниты застыла.

– Но разве не вы сами… Diablo, хватит плакать! Если вы пришли ко мне за помощью, я хочу услышать вразумительное объяснение. Гельмут Либих был связан с революционерами втайне от вас?

– Да… то есть нет. Я знала об этом. Но я не думала, что все зайдет так далеко. Я не представляла, как это возможно: умный, родовитый аристократ с достатком и великолепным будущим… ох!.. как он может сочувствовать голытьбе, нищей оборванной черни, все силы и помыслы которой направлены на уничтожение аристократии как таковой… Гельмут не вдавался в подробности, у него была своя тайна, которую он мне так и не раскрыл. Если бы я не любила его… Верите? – Мадемуазель Бланшар приподняла заплаканное лицо и жалобно, по-детски взглянула на Аниту. – Никто не знает, как я его любила! Ради него я готова была на все, даже на помощь мятежникам… Он не требовал многого: отнести записку Шмидту, расспросить вас о Вельгунове. Я ведь не совершила преступлений, правда? За что же меня хотят убить?

Вероника принесла кофе и коньяк. Вид плачущей гостьи оставил ее невозмутимой – за годы, проведенные на службе у четы Максимовых, она видела и не такое. Анита знаком отослала ее назад на кухню и попыталась сосредоточиться.

– Выходит, вы не имели никакого представления о планах Либиха?

– Он не делился со мной планами. – Мадемуазель Бланшар взяла дрожащей рукой чашку с кофе; рискуя расплескать, поднесла ее ко рту, но тут новый приступ рыданий подкатил к горлу, и она поставила чашку на место. – Гельмут! Я не верила…

– Кто стрелял в вас в «Ореховом дереве»?

– Н-не знаю… Я думаю, он стрелял не в меня, а в Гельмута, мы сидели рядом. Гельмут однажды обронил фразу, что его хотят убить. Дом Шмидта сгорел в тот самый день, когда Гельмут собирался туда пойти. Узнав об этом, он сказал, что рано или поздно его убьют, если только…

– Если только – что?

– Если он не успеет сделать то, что задумал. Теперь я понимаю: он имел в виду новое восстание.

– А история с заговором против российского императора? Я полагала, что ее сочинили вы. С вашим литературным талантом…

– Заговор против императора? – В глазах мадемуазель Бланшар сквозь слезы мелькнуло удивление. – Я не понимаю, о чем вы говорите.

Анита молча пила кофе и думала. В который раз история переворачивалась с ног на голову. Поразительно, как много трактовок может быть у одних и тех же событий! И главное – опять похоже на правду. Кому же верить?

– Значит, после гибели Либиха вы покинули его особняк?

– Я не имела ни права, ни желания там оставаться. Этот дворецкий… подозреваю, что он связан с врагами Гельмута… я испугалась, что стану следующей жертвой, и бежала прочь.

– Где же вы ночевали?

– В церковном приюте… Монашки уговаривали меня остаться, но я боялась, что меня найдут. И вот с самого утра я хожу по улицам. Я устала и замерзла, идти мне не к кому…