– Хорошо, – кивнула Кейт. – А где Лиза?

– Я здесь, здесь! – донесся голос из холла, и в следующее мгновение Лиза выбежала на крыльцо. – Ты же не собиралась уезжать, не попрощавшись со мной?

– Конечно нет.

Женщины обнялись.

– Приезжай в любое время. Здесь всегда тебе рады.

– Я знаю, – улыбнулась Кейт. – И буду этим беззастенчиво пользоваться. – Она спустилась по ступенькам, прошла к машине и, прежде чем сесть за руль, еще раз посмотрела на стоявших на крыльце Лизу, Генри и Ханта. – Спасибо за все и до свидания.

Дверца захлопнулась. «Шевроле» слегка качнулся, рыкнул мотор, и машина медленно покатила по усыпанной гравием дорожке.

– Бедная девочка, – вздохнула Лиза.

– Ты о ком? – спросил Генри, обнимая жену за плечи. – Если о Кейт, то с ней все будет в порядке.

– Какой же ты дурачок. О Кейт я не беспокоюсь. А вот Тина…

Они оба посмотрели на Ханта. Секунду-другую он еще смотрел вслед машине, потом, когда она скрылась за поворотом, резко, словно отгоняя назойливую муху, тряхнул головой.

– Завтра у нас выходной. Какие планы?

– У меня только один – выспаться как следует, – мечтательно проговорил Генри.

– А я собираюсь съездить в Сарасоту, к сестре, – добавила Лиза. – Не была у нее целый месяц. – Она похлопала мужа по плечу. – Так что выспаться тебе никто не помешает. Если, конечно, не захочешь составить мне компанию.

– Вот уж нет, – решительно покачал головой Генри. – Твоя сестра постоянно предлагает мне медовый пирог, а у меня на мед аллергия. От одного запаха сыпь по всему телу. Так что ты уж как-нибудь без меня. – Он посмотрел на Хантера. – А ты чем займешься?

– Пока не знаю. Может быть, немного поплаваю. Составлю заказ на следующую неделю. Разберусь с бухгалтерией. Съезжу в банк.

– Если понадобится помощь, позвони, – предложил Генри. – В бухгалтерии я не силен, но пользоваться калькулятором умею. – Он немного помолчал. – Не знаю, как вам, а мне будет без них скучно.

Оставшись один, Хантер вернулся в холл и бессильно опустился на диван. Мир вдруг поблек, потускнел, покрылся серой дымкой. К горлу подступил комок, но вместо того, чтобы поддаться чувствам, он собрал в кулак волю и загнал вглубь себя злость и отчаяние. Их энергия еще пригодится, когда придет пора действовать.

Он не может позволить себе потерять ее.

И не потеряет.

Он подождет. Будет ждать столько, сколько понадобится.

И когда она оттает, когда холод обиды сменится горячкой неутоленной страсти, он будет рядом.

– Это твое окончательное решение? Уверена, что все обдумала? – Саймон Глиссон откинулся на спинку кресла и, достав из ящика стола пузырек, вытряхнул на руку желтую таблетку. – Вот, стараюсь бросить курить. Врач обещает, что это продлит мне жизнь. Умру глубоким стариком. С чистыми легкими и белыми зубами. – Он запил таблетку минералкой, поморщился и вытер губы платком. – Что ж, Тина, мне очень жаль, но уговаривать не стану. У каждого наступает момент, когда жизнь делает поворот. Упустишь, соскочишь с дороги, а куда занесет, предсказать трудно. У меня только одна просьба.

– Какая?

– Девушке, что заменяла тебя во время отпуска, понадобится какое-то время, чтобы войти в роль. Я бы хотел, чтобы ты помогла ей освоиться. Задержишься на недельку?

Тина не могла отказать Глиссону – он помог ей в свое время, теперь пришел ее черед.

– Конечно.

– Вот и хорошо.

Разговор этот состоялся неделю назад. И вот теперь Тина сидела у себя дома, в крохотной гостиной, и смотрела на экран, где разыгрывались очередные похождения «отчаянных домохозяек». Один из героев, сантехник Майкл, ужасно напоминал Хантера, и мысли, не в первый уже раз, устремлялись туда, в пансионат «Розовый берег», где всего лишь две недели назад разворачивались ее собственные похождения.

В местных газетах писали об арестованных в Сарасоте «спекулянтах недвижимостью», упоминали, среди прочих пострадавших, Хантера Локсмита и даже намекали на некие «загадочные, не до конца проясненные обстоятельства», но имени Марека Рудовски, мага Уолдо, на глаза не попадалось. Тина не сомневалась, что ловкач выкрутился, успел вовремя смыться и, может быть, уже демонстрирует свои недюжинные способности доверчивым гражданам где-нибудь в Небраске, Монтане или Канзасе.

Где бы она ни была и что бы ни делала – ходила по магазинам, пила чай у матери, трепалась по телефону с Кейт, – везде находилась какая-то мелочь, заставлявшая вспомнить Хантера. А уж ночью от него просто некуда было деться. Он вторгался в ее сны, и они предавались любви, словно спеша наверстать упущенное.

Дни шли один за другим, однообразные, скучные, серые, как тучи на осеннем небе. Два или три раза звонил из Бостона отец. Мать рассказала ему о случившемся, точнее передала облегченную версию случившегося, дополнив ее своими умозрительными деталями и эпизодами, сочиненными наспех Кейт. Разумеется, он волновался. Разумеется, хотел ей помочь. Но при этом так и не смог выкроить пару дней, чтобы прилететь в Барстоу.

Бродя по крохотной квартирке на шестом этаже, Тина невольно вспоминала особняк на берегу Мексиканского залива, ленивый плеск набегавших на песок волн, шепот раскачивавшихся под ветром пальм, горячее солнце и ясное голубое небо. Закрывая глаза, она видела гостиную, чувствовала под ногами тепло плит из итальянского мрамора и даже ощущала иногда аромат фирменного соуса Лиззи, секрет которого вместе с доброй сотней других рецептов привезла с собой Кейт.

Ей недоставало тепла и уюта, покоя и внимания, но больше всего – любви.

Всю долгую дорогу домой Кейт терпеливо объясняла ей, что именно произошло, и пыталась доказать очевидное: Хантер Локсмит вовсе не мерзавец, не негодяй и не подлый обольститель. От подруги Тина узнала и о Ридли Мэтисоне, и о его завещании, и о стараниях Ханта сохранить в неприкосновенности доставшийся ему участок земли.

– Он ведь не только о себе заботится, – горячилась Кейт. – Представь, что будет с Генри и Лизой, если туда придут дяди с пухлыми карманами. Что будет с апельсиновой рощей. С островом.

Тина представляла. И чем больше думала, чем больше прояснялась память, тем отчетливее понимала, что полюбила не образ, вставленный ей в голову мошенником-гипнотизером, а реального человека со всеми присущими ему достоинствами и недостатками. Простого парня, сумевшего в трудной ситуации не только отстоять собственные честь и достоинство, но и защитить ее. Доброго, трудолюбивого, искреннего и честного.

Но кого полюбил Хант?

Тину Дефранж или Монику?

А если и Монику, то вправе ли Тина винить его? Ведь именно такой она сама втайне мечтала быть. Она слепила Монику, вдохнув в нее жизнь, а Марек Рудовски всего лишь поменял их местами.

Вечерами, забравшись с ногами в кресло, Тина перебирала сделанные Кейт фотографии, вглядывалась в знакомые лица и… плакала. Плакала потому, что упустила свой шанс. Она оплакивала ночи, тысячи ночей, которые могла бы провести с Хантом, а проведет в пустой, холодной постели. Она оплакивала детей, которые могли бы быть у них, но которых никогда не будет. Она оплакивала любовь, которая махнула перед ней крылом и умчалась в дальние дали. Она оплакивала себя саму, несчастную и одинокую узницу, обреченную до конца жить воспоминаниями нескольких дней.