так как могу попытаться наказать его еще большим лапанием его восхитительной кожи, так что это действительно, действительно не обсуждается.

Тишина снова овладевает комнатой, пока они все едят, а я хандрю от того, что не могу ничего поделать в этой дурацкой ситуации. Моя рука снова потирает маленький шрам на шее – бессознательное движение, которое я делаю каждый раз, когда хочу убежать.

Нокс первым нарушает молчание, и я не ожидаю ни совершенно спокойного тона его голоса, ни темы разговора. — Есть зацепки по бомбе?

Норт скорчил гримасу, уткнувшись в свою тарелку, и покачал головой. — Сопротивление снова выслало разведчиков. Бомба была отвлекающим маневром, это не была реальная попытка уничтожить нас.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику, а рука Атласа находит мою под столом. Я никак не могу сейчас есть, никак не могу подавиться идеально приготовленным омаром, каким бы вкусным он ни был.

Грифон пожимает плечами. — Однако они бы не разозлились, если бы она убила половину сообщества. Бомба было достаточно мощной, чтобы разрушить стадион, они не стали тянуть с ударами.

Я откидываюсь на спинку сиденья и достаю телефон, чтобы написать Сейдж, что угодно, лишь бы отгородиться от них и отстраниться от разговора, а рука Атласа ложится на мое колено. Он нежно сжимает мою ногу, пока ест, но не пытается поговорить со мной о том, почему я вдруг выгляжу так, будто меня тошнит.

Это мило с его стороны.

Грифон выходит из-за стола, как только заканчивает есть, его телефон приклеен к уху, и он отдает приказы своей команде о контрольных обходах. Нокс ест немного дольше, он пьет всю трапезу, и когда уходит, Брут начинает урчать у меня под ухом, слегка поскуливая.

Гейб наклоняется и нежно целует меня в щеку, едва заметно касаясь своими губами моей кожи, прежде чем уйти. Он предупредил меня, что заскочит к себе домой, чтобы проведать маму. Я чувствую себя неловко, потому что не знакома с этой женщиной и ничего о ней не знаю, но он, похоже, не хочет, чтобы мы встречались.

Я стараюсь не думать об этом слишком много.

Атлас доедает свою еду и отодвигает тарелку от себя, но не делает никаких попыток встать. Он ждет, когда я заговорю с Нортом, и хотя я знаю, что он именно этого и добивается, от этого не легче заставить себя произнести слова.

Глубокий вдох, Оли.

— Так где же я буду спать сегодня? Кто вытянул короткую соломинку? — Я не могу даже попытаться скрыть сарказм, вытекающий из моего рта, и Норт бросает на меня взгляд, от которого у меня внутри все сжимается.

— С Грифоном. Он единственный, с кем ты не контактировала прошлой ночью, поэтому мы решили, что тебе стоит начать с него. Гейб знает, где его комната, ты можешь пойти и позаниматься у себя, пока не будешь готова спать.

Как мило с его стороны дать мне разрешение. Мне хочется дать ему по зубам! Вместо этого я поворачиваюсь и топаю обратно в свою комнату, чтобы, очень нехотя, сделать именно то, что он сказал. Мне кажется нелепым, что это не может произойти в моей собственной постели, и я подозреваю, что причина, по которой этот вариант не рассматривается, гораздо больше связан с тем, чтобы убедить Нокса согласиться на это, чем с чем-либо еще.

Атлас помогает мне с заданием по истории, а затем прорабатывает наш план прохождения лабиринта по ТП. Мы знаем, что скоро нас снова отправят туда, и уже несколько недель обсуждаем, как добраться до центра первыми. Гейб присоединяется к нам, когда возвращается после встречи с мамой, мрачный и немного взбешенный.

Он так же, как и мы, жаждет победить в лабиринте.

В десять я вынуждена признать поражение и попросить Гейба проводить меня в комнату Грифона, потому что на следующее утро мне нужно встать в четыре утра на тренировку. Прогул сегодня был в порядке вещей, потому что мои узы нуждались в этом, но Грифон ни за что не согласится, чтобы я снова прогуляла тренировку.

Особенно если причина в том, что я хочу всю жизнь страдать бессонницей, чтобы никогда не ложиться в постель ни с кем из них.

— По крайней мере, Грифон первый, ты ведь уже спала с ним раньше, верно? — пробормотал Гейб, когда мы вошли в лифт.

Мои щеки пылают от его слов и это напоминание о том, что вся моя общага видела его почти голым и решила, что мы провели ночь, трахаясь как кролики.

Если бы.

— Проблема больше в том, что никто из них не хочет видеть меня в своей постели, и что я вторгаюсь в их пространство, потому что мои узы не могут успокоиться из-за вас ни на секунду и дать мне спокойно вдохнуть, — ворчу я, а он надувается, ухмыляется и качает головой.

Гейб ведет меня обратно на первый этаж через весь дом, пока мы не оказываемся в самом конце, как можно дальше от моей комнаты. Там есть большая стеклянная стена с видом на задний сад, о существовании которого я не знала, и я на секунду задерживаюсь, чтобы полюбоваться пейзажем.

Это действительно красиво.

Гейб наблюдает за мной секунду, а затем тихо говорит: — Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться о том, хочет ли кто-нибудь из нас видеть тебя в своей постели, Оли, и я не говорю о сексе. Просто… просто расслабься и поспи немного. Грифон не укусит.

Он не дает мне шанса ответить, просто бьет костяшками пальцев по двери и уходит обратно по коридору. Я раздраженно смотрю ему вслед, а он оглядывается через плечо и ухмыляется.

Придурок.

Дверь распахивается, и передо мной снова предстает Грифон в одних трусах. Я уже видела все это раньше, но, Боже, от этого вид не становится менее захватывающим. Он мускулист с головы до ног, все его загорелое и крепкое тело просто чертовски хорошо на вид от чего у меня внутри все хихикает.

Успокойся, девочка.

Мы просто спим, черт возьми!

Я пялюсь, но он просто смотрит на меня в ответ, приподняв бровь. — Ты планируешь в этом спать?

Я опускаю взгляд на толстовку и треники, в которые одета, и пожимаю плечами. — Разве это имеет значение? Это всего шесть часов, я уверена, что переживу их.

Он качает головой и отходит в сторону, чтобы я могла войти. Он, очевидно, уже в постели, так как одна сторона явно