Эта наша победа имела место в субботу, и унижение, причитающееся людям субботы, было нанесено людям воскресенья (иными словами, христиане были унижены, как презренные евреи). Те, кто мнили себя львами, стали жалкими овцами. Из многих тысяч врагов спаслись только некоторые. Равнина покрылась пленными и телами, которые скрыла осевшая пыль. Пленных заковали в цепи. Тела убитых были повсюду. И сладкий аромат победы омрачило их зловоние. Я проходил мимо и видел трупы и части тел, отрубленных мечами… Умные должны усвоить урок.

Поле боя превратилось в море крови. Пыль окрасилась в красный Свет, повсюду текли кровавые реки и ручьи. […] Что касается пленных, у нас не хватало веревок, чтобы их связать, и я видел, как связывали одной веревкой по тридцать или сорок человек, и их вел один мусульманин. В другой раз я видел, как один человек вел сто или даже двести пленных. Здесь бунтовщики стали пленными, суверены – подданными, великие люди были унижены, графы стали дичью… Как много заблуждающихся оказались в руках поборников истинной веры!

Захват Истинного креста в день сражения

Одновременно с королем был захвачен Истинный крест, а идолопоклонники, пытавшиеся его защитить, – разбиты. Этот крест был принесен на позиции и поднят высоко, и христиане пали перед ним ниц. Они утверждают, что он сделан из дерева того самого креста, на котором тот, кому они поклоняются, был распят. Они поместили его в футляр из золота, украшенный драгоценными камнями, и приготовили для празднования Страстей Христовых – своей ежегодной церемонии. Когда священники явили его взглядам, все вокруг пали ниц, и никто не мог опоздать, не опасаясь лишиться свободы. Захват креста стал для христиан более серьезным ударом, чем утрата короля, ничего хуже для них быть не могло. Крест стал для нас призом, не имеющим себе равных. Он был высшим объектом поклонения. Христиане обязаны его почитать. На нем был распят их Бог, которому они бьют земные поклоны и поют гимны. При виде его их охватывает страсть. Они считают счастьем увидеть его, впадают в экстаз, готовы отдать за него свои жизни, ищут у него утешения. Они даже делают его копии и молятся им в своих домах. Таким образом, утрата Истинного креста стала для них катастрофой, великим бедствием. Силы покинули их. Велико было число побежденных, возвышенными были чувства победившей армии. Захват креста был для них дурным знаком. Узнав о нем, христиане поняли, что не переживут этого несчастья. Они гибли в бою и в плену, пали под настиком непреодолимой силы. Султан разбил лагерь на равнине Тверии. Он был словно лев в пустыне, или луна во всем своем великолепии.

Захват цитадели Тверии

Он послал людей к цитадели, чтобы принять ее капитуляцию с обещанием безопасности, и наша вера снова воцарилась там, где прежде обитала вера ложная. Графиня Тверии защищала цитадель и перенесла туда все свое имущество. Султан обещал безопасность ей и ее спутникам и имуществу, и она отбыла в Триполи, в город, принадлежавший ее супругу графу. И снова в Тверии поселился народ истинной веры, и Сарим ад-Дин Каймаз ан-Наджми был назначен правителем. Тем временем Саладин стал лагерем за пределами Тверии, избавив человечество от зла, и его армия заняла всю равнину.

Обращение Саладина с тамплиерами и госпитальерами, обезглавливание их и всеобщая радость от их уничтожения

(Этот эпизод, описанный нашим очевидцем, в обычном для него высокопарном стиле, с приукрашиваниями и преувеличениями, является пятном на легендарном великодушии и благородстве Саладина; причиной убийства стала ненависть, которую вызывали у мусульманской стороны оба ордена, воевавшие ничуть не более гуманно и по-христиански, чем их противники.)

В понедельник, 17-й день второго месяца раби, через два дня после победы, султан собрал взятых в плен тамплиеров и госпитальеров и сказал: «Я очищу землю от этих нечестивцев». Он объявил о выплате пятидесяти динаров каждому, кто взял одного из них в плен, и ему сразу же привели не меньше сотни рыцарей. Султан велел их обезглавить, посчитав, что лучше они будут мертвыми, чем в заключении. С ним была большая группа ученых и суфиев, а также некоторое количество набожных людей и аскетов. Каждый просил, чтобы ему позволили убить одного из них, вынимал из ножен меч и засучивал рукава. Саладин с радостным лицом сидел на возвышении. Неверные пребывали в отчаянии. Войска собрались вокруг. И бойня началась. (Далее следуют описания убийств, перемежающиеся восхвалениями действий правоверных и восторженными метафорами; если коротко и без велеречивости, зверское убийство рыцарей избавило землю от всех зол.)

Султан отправил франкского короля в Дамаск вместе с его братом, Хамфри, правителем Джубайля, Великим магистром тамплиеров и великими баронами, которые были взяты в плен. Там их заключили в тюрьму. Армия разошлась по домам с пленными и добычей.

Ибн аль-Атир

Когда Саладин завершил покорение Аскалона и окрестностей, он послал за египетским флотом и крупным контингентом войск под командованием Хусам ад-Дин Лулу аль-Хаджиба, человека, известного своей храбростью, энергией и инициативой. Эти силы вышли в море, перерезая связи франков. Они нападали на каждое франкское судно, которое видели, захватывали каждую галеру. Когда они прибыли и Саладин мог положиться на их поддержку, он выступил из Аскалона в Иерусалим. Почтенный патриарх Ираклий, имевший больше авторитета, чем сам король, был там, а с ним и Балиан ибн Барзан, правитель Рамлы, Балиан Ибелин, имевший почти такой же высокий ранг, как король. Рацари, пережившие Хаттин, тоже собрались там. Жители этого региона, Аскалона и других мест, тоже были в Иерусалиме, так что там было очень много народа, и каждый был готов умереть, но не пустить мусульман в город. Жертвовать жизнью, собственностью и сыновьями было для них частью долга. Они укрепили город всеми доступными средствами, после чего поднялись на стены, исполненные решимости защитить его любой ценой. Все они выказывали решимость сражаться до последнего. Они построили катапульты, чтобы отразить попытки приблизиться к городу и штурмовать его. Во время наступления Саладина один из эмиров вышел вперед со своим отрядом, не постаравшись защитить себя. Отряд франков, покинувший Иерусалим, чтобы разведать обстановку, столкнулся с ним, и во время стычки сам эмир и еще несколько человек были убиты, что принесло большое горе мусульманам. В середине месяца раджаб / сентябре 1187 года они осадили Иерусалим. Приблизившись, они увидели на стенах пугающую толпу людей и услышали гул голосов людей, собравшихся за стенами, что дало им возможность оценить число защитников. Пять дней султан ездил вокруг города, чтобы решить, в каком месте лучше атаковать, поскольку город был укреплен лучше, чем когда-либо раньше. Единственное слабое место было с северной стороны, возле Баб-аль-Амуд (Дамасские или Шхемские ворота) и церкви на горе Сион. Поэтому в 20-й день месяца раджаб Саладин перевел свою армию к северной стороне и в тот же вечер начал собирать осадные машины. На следующее утро все они были готовы, и начался обстрел стен. Франки отвечали, обстреливая противника своими катапультами. Началось самое ожесточенное сражение, которое только можно себе представить. Каждая сторона относилось к битве как к своей абсолютной религиозной обязанности. Командирам не приходилось подгонять или подбадривать своих людей. Они сдерживали врага, не жалея сил, и отбивали атаки, не отступая ни на шаг. Каждое утро франкская кавалерия совершала вылазки, вызывая противника на бой. В стычках многие были убиты. Среди мусульманских мучеников был эмир Изз ад-Дин Иса ибн Малик, один из главных эмиров и сын правителя Джабара. Каждый день он лично возглавлял атаку, и своей смертью заслужил великую милость Аллаха. Этот человек был дорог всем своим людям, и его смерть явилась для них большим горем. Они устремились в едином порыве, выбили франков с их позиций и оттеснили обратно в город. Когда мусульмане дошли до рва, они переправились через него, подошли к стене и начали делать подкоп, оставаясь под защитой лучников и артиллерии, благодаря которым на стене не было франков. Затем они заполнили подкоп горючими материалами.