– Я про вашу новую жиличку спрашиваю, – пояснил Цимбаларь.

– А-а-а… Тогда заходи в горницу, – старуха отступила, пропуская его в сени. – Только снег с сапожищ не забудь обмести.

Изольда Марковна занимала одну из лучших комнат в избе, но своё присутствие в ней ничем пока не обозначила – кроме собственной персоны, конечно. Не видно было ни багажа, ни всяких милых безделушек, которыми любая женщина спешит украсить своё жильё, хотя бы и временное. Даже знаменитый оранжевый комбинезон, вызвавший у деревенской публики столько пересудов, не мозолил сейчас глаза. Вся утварь в комнате, включая столовую посуду и домашние тапочки, принадлежала хозяевам. Это обстоятельство можно было объяснить двояко – либо фольклористка путешествует налегке, либо не собирается здесь долго задерживаться.

Цимбаларь ещё не успел толком поздороваться, как Изольда Марковна, имевшая вид пресыщенной жизнью оперной дивы, осведомилась:

– Сказки будете рассказывать или песни петь?

Цимбаларь, несколько уязвлённый такой бесцеремонностью, позволил себе резкость:

– Басни буду слушать. Ваши. Изложите цель своего приезда сюда и предъявите соответствующие документы.

– Разве здесь пограничная зона или режимный объект? – капризным тоном осведомилась Изольда Марковна.

– Здесь обыкновенная русская деревня Чаруса, покой которой я по долгу службы обязан охранять. Так уж повелось, что некоторые особенности её месторасположения привлекают сюда недобросовестных граждан, имеющих трения с законом. Они опрометчиво полагают, что в наших палестинах им будет гораздо спокойней, чем в крупных населённых пунктах. Вот я и взял себе за правило проверять всех приезжих.

– Короче, вы местный городничий, – Изольда Марковна понимающе кивнула головой. – Так сказать, отрыжка тоталитарной системы… А я сотрудница Московского института этнологии и антропологии имени Миклухо-Маклая. Собираю устное творчество угро-финских народов, к числу которых принадлежат и аборигены здешних мест – пермяки и зыряне.

Она протянула ему конверт, где находился паспорт, действительно выданный на имя гражданки Архенгольц, и официальное письмо вышеназванного института, призывающее местные властные структуры всячески содействовать благородной деятельности по изучению фольклора коренных народов Севера.

Видимых следов подделки эти документы не имели, и, переписав паспортные данные в блокнот, Цимбаларь вернул их хозяйке.

– Вы удовлетворены? – поинтересовалась она.

– Более или менее, – ответил он.

Можно было со спокойной совестью уходить, но что-то удерживало Цимбаларя на месте. Вне всякого сомнения, он видел эту женщину впервые. Голос её, за исключением разве что едва уловимых интонаций, был тоже не знаком ему. Но тем не менее некая смутная тревога зародилась в душе участкового, почему-то давая о себе знать ощущением странной пустоты под ложечкой. Он искал взглядом хоть какое-то подтверждение своих подозрений, но так и не находил его.

– Что вы на меня так смотрите? – жеманно осведомилась Изольда Марковна. – Спутали с кем-нибудь?

– Да и я могу сказать вам то же самое, – ответил Цимбаларь. – Когда я вошел сюда, вы глянули на меня так, словно уже где-то видели.

– Я вас и в самом деле видела, – на лице Изольды Марковны не дрогнул ни единый мускул. – Вчера, сразу после приезда сюда. Разве вы забыли?

– Ах да, – он кивнул. – Выходит, что мы с вами уже старые знакомые… Ну, тогда до новых встреч.

– Вы уже уходите? – делано удивилась она. – А как же песни и сказки? Благодаря содействию Британского королевского общества мы располагаем весьма солидным поощрительным фондом.

– По-вашему, я похож на угро-финна?

– Я не антрополог, но могу со всей ответственностью заявить, что вы очень напоминаете прижизненное изображение Аттилы, свирепого предводителя гуннов, одного из древнейших угрских племён, правда, сильно разбавленного тюрками и сарматами. Такие же высокие скулы, такой же свирепый взгляд, такая же первобытная жестокость, сквозящая в каждом слове и жесте.

Получив столь сомнительный комплимент, Цимбаларь не остался в долгу.

– А вы, как я догадываюсь, ведёте свою родословную от древних бургундов, разгромленных гуннами на Рейне?

– Может быть, – загадочно улыбнулась Изольда Марковна. – И если вам известна эта героическая история, вы должны помнить, что бургундская женщина Кримхильда в конце концов погубила завоевателя Аттилу, хотя сладостного мига мщения ей пришлось ждать много лет.

– Как профессионал, скажу вам одно: видать, лопухнулось гуннское ведомство, отвечавшее за безопасность первых лиц государства.

– Не в этом дело, – возразила Изольда Марковна. – Кримхильда жаждала мести всеми силами своей души. А уж если женщина хочет…

– Не знаю, как у бургундов, а у нас, гуннов, говорят так: хотеть не вредно, – Цимбаларь бочком двинулся к двери. – Извините, что побеспокоил. До свидания.

– До скорого свидания, – многозначительно произнесла заезжая фольклористка, и недоброе предчувствие опять кольнуло его.

В кухне, которую по пути из горницы к сеням никак нельзя было миновать, Цимбаларя уже поджидала Валька Дерунова, как никогда прежде напоминавшая гранату с вырванной чекой.

– Привет, друг ситный, – сказала она, сверля его ненавидящим взглядом. – Чего заявился? Под меня копаешь?

– Только мне и забот, что о какой-то торговке, – холодно ответил он. – Лютуй себе и дальше. Как говорится, на сердитых воду возят. Но, если не хочешь неприятностей, рекомендую незамедлительно приступить к работе или получить у фельдшера документ о временной нетрудоспособности.

– А если не открою магазин, что ты мне сделаешь? – Ни о каких публичных извинениях Валька, слава богу, больше не заикалась. – В кутузку посадишь?

Над этой проблемой Цимбаларь ещё не задумывался, но ответ родился сам собой, как бы даже помимо его воли:

– Создадим общественную комиссию, в присутствии понятых вскроем твой магазин, произведём снятие остатков, а потом перепоручим торговлю специально назначенному лицу. Недостачу, естественно, погасим за твой счёт.

– Ни одна живая душа не посмеет меня заменить! – выкрикнула Валька, явно рассчитывая на солидарность домочадцев. – Умойтесь!

– Не обольщайся, Валентина Николаевна, – заверил её Цимбаларь. – Свято место пусто не бывает. Уж я-то об этом позабочусь. Только вилами грозить мне больше не надо. Я твои добрые пожелания до гробовой доски помнить буду и при первой же возможности проинформирую о них районную прокуратуру.

Валька хотела сказать ещё что-то, но он, хлопнув дверью, уже покинул негостеприимный дом.

Опять его понесло куда-то, словно закусившего удила жеребца. Однако идти на попятную было уже поздно.

Отца Никиту он застал на церковном дворе, где тот наблюдал за прихожанами, расчищающими снег.