Но только как все это объяснить Ольге?

И как, сказав правду, не сказать, что их знакомство не счастливый случай, а его интриги?

Нет, это решительно невозможно! Он потерял все и не желает теперь потерять еще и Ольгу!

И Мишель Герхард фон Штольц начал плести очередные враки, которые в их ведомстве называют легендой. Но только влюбленную женщину обмануть труднее, чем сто иностранных разведок.

— Кто ты? — вопрошала Ольга. И ее глаза наполнялись горючими слезами.

Что было просто невыносимо! И Мишель Герхард фон Штольц готов уже был открыть ей всю правду, но эта правда была не только его правдой.

И он сказал лишь:

— Я не вор! Я жертва обстоятельств. Ты веришь мне?

— Верю! — ответила Ольга.

Но ответила не сразу, а после паузы, что невольно отметил Мишель...

Ну что за жизнь такая — перед всеми он виновен, все его считают преступником, и даже любимая женщина в нем сомневается!...

— Если ты хочешь, я могу довезти тебя до ближайшей автобусной станции, а оттуда ты доберешься до железной дороги, — тихо сказал Мишель Герхард фон Штольц. — Тебя искать не станут.

Ольга порывисто повернулась к нему.

— Ну какой же ты все-таки глупышка! — всплеснула руками она. — Вот ты опять думаешь о себе! Все только о себе!... Ну как ты можешь бросить меня здесь одну?!

Мишелю Герхарду фон Штольцу вновь стало стыдно.

Да, верно — джентльмен не должен бросать даму на произвол судьбы.

— И потом, я ведь говорила тебе уже, что без тебя мне будет плохо!

Точно, говорила...

— Вот и не спорь со мной!

А он уже и не спорил.

— Поехали!

Мишель Герхард фон Штольц послушно повернул ключ в замке зажигания чужого джипа. Тут же вспомнив, что, кроме всего прочего, он теперь еще и угонщик... Ну все собрал!...

— Поехали, чего ты ждешь? — недовольно спросила Ольга.

— Куда ехать-то?...

А куда, действительно?

— Прямо! — приказала Ольга, махнув рукой в точности как вождь мирового пролетариата, указующий массам верную дорогу. — Хватит... Теперь я буду командовать! Уж я-то знаю место, где нас никто ни за что и никогда не найдет!...

Список вышел длинный, почитай, в полтораста с хвостиком пунктов.

Мишель постарался учесть всех, кто хоть как-то, хоть единожды соприкасался с царскими сокровищами. Тут были кондуктора Николаевской железной дороги, офицеры, отвечавшие за погрузку ценного груза, солдаты, выгружавшие ящики из вагона и перетаскивавшие их в поданный автомобиль, комендант, принявший груз...

Он узнал довольно много — узнал, когда прибыл в Москву вагон, в каком тупике отстаивался, на каком пакгаузе разгружался. Он знал число и габариты ящиков и даже нанесенную на них маркировку. А вот дальше... Дальше след терялся. Он даже не мог с уверенностью сказать, был ли груз доставлен в Кремль или еще куда-нибудь.

Людей, причастных к транспортировке сокровищ дома Романовых, судьба разбросала во все стороны. Будто бомбой. А впрочем, так оно и есть, коли принять формулировку большевиков, которые называют совершенный ими бунт не иначе, как взрывом народного гнева. Рвануло — ох как рвануло, — в клочки разнося Россию-матушку, брызгами разметав людей по городам и весям, поди теперь сыщи хоть кого-нибудь!

Раньше он в два счета нашел бы в пределах империи всякого, будь он хоть самим чертом, разослав запросы в полицейские участки с пометкой «Весьма срочно!». И нашли бы — будьте уверены! А нынче даже телеграф не везде доходит!

Разор!...

Остается лишь надеяться на свои силы.

Мишель, выписав на листок немногие московские адреса, разослал по ним своих работников, строго-настрого наказав им выяснить, кто там теперь проживает.

Скоро в его кабинет стала стекаться информация. Безрадостная.

— Этого можно вычеркивать — его еще в семнадцатом шлепнули, — докладывали ему.

Жаль...

Галочка против фамилии.

— Того никто не видел. То ли жив, то ли нет — не знают. Соседи говорят, будто бы он в Париж насовсем уехавши. Сбежал, бандюга!...

А вот еще один — был!

— И где он?

— Так здеся!... Там, за дверями лежит! — простодушно ответил Митяй Хлыстов.

— Как лежит?!

— Так ить он упирался, контрик недобитый, идтить не хотел, кусался! Вот и пришлось его пристукнуть!

— Насмерть?!

— Зачем насмерть-то? Разве ж я не понимаю. Так, совсем чуток, чтобы не брыкался!

Вот дурачина, азиатчина!... Он же просил, приказывал лишь узнать, проживает ли кто-нибудь по указанным адресам!... А эти!... Как можно с такими хоть что-то расследовать? Решительно невозможно!

— Откуда вы взяли, что это контрик? — еле сдерживая гнев, спросил Мишель. — Разве вы провели следственные действия, собрали против него улики или, может быть, получили признательные показания? На каком основании вы, уважаемый, сделали столь скоропалительные выводы?

— Так чутье у меня, — ничуть не смутившись, ответил Митяй. — Самое что ни на есть пролетарское!

— Чутье — у собак! — вздохнул Мишель. — А мы должны оперировать доказательствами. Желательно неопровержимыми!

— Ну так да! — кивнул Митяй. — Я и говорю!... Я эту контру насквозь вижу! К тому ж он еще за револьверт хватался.

— За револьвер, — автоматически поправил Мишель.

— Ну да, за наган! Вот... — Митяй вытащил из кармана и положил на стол револьвер.

Мишель прокрутил барабан, убедившись, что в нем в каждом гнезде сидит по патрону. Понюхал ствол, из которого тянуло гарью.

— Ну хорошо, ведите его сюда.

Митяй приволок в кабинет какого-то мужчину, встряхнув за шиворот, поставил на ноги.

— У-у, контра! — угрожающе сказал он, замахиваясь.

— Прекратить! — гаркнул Мишель.

Митяй, зыркнув глазом, отошел.

— Откуда у вас револьвер? — спросил Мишель. — Вы что — не читали декрет? Не знаете, что за несдачу оружия вас могут привлечь к ответственности?

И тут же вспомнил, как обреченно тянулась за железную дверь очередь, в том числе, наверное, состоящая из тех, кто просто забыл сдать властям свое оружие!

— Когда вы в последний раз стреляли?

— На фронте, — нехотя ответил мужчина. «Врет!» — понял Мишель.

Впрочем, он не собирался чинить разбирательств относительно того, в кого тот стрелял — в ворон или хоть даже в «товарищей».