на наш взгляд, отнестись со всем вниманием к сказанному им самим. Тем более, что другого случая публично объясниться по этому поводу ему уже не представится.

Вопрос: Когда и где вы были привлечены к сотрудничеству с германской разведкой?

Ответ: <…> В 1916 году меня привлекли к выполнению специальных заданий Министерства иностранных дел Германии.

Вопрос: Вы числились официальным сотрудником МИД Германии?

Ответ: Нет, с министерством я сотрудничал… с определенной целью <…> В иностранной (датской) печати я должен был вести пропаганду в пользу Германии.

Вопрос: Вы сами предложили свои услуги?

Ответ: Нет, к этой работе меня привлек руководитель центрального бюро иностранной службы, генеральный консул Тилл.

Вопрос: Покажите подробно об обстоятельствах установления связи с министерством иностранных дел?

Ответ: В 1914 году из пацифистских убеждений я отказался подписывать составленное видными деятелями науки, литературы и искусства Германии манифест, в котором Германия объявлялась невиновной в начале мировой войны. В конце 1914 — начале 1915 года ко мне обратился сотрудник редактируемого мной журнала «Штурм» Адольф Кноблаух с предложением сотрудничать с учрежденным в Берлине частным бюро по снабжению прессы нейтральных стран благожелательными для Германии статьями на языке этих стран. Кноблаух напомнил мне, что пора выполнить долг перед отечеством. Затем он предложил мне с помощью моей жены — шведки переводить с немецкого на шведский статьи, отбираемые сотрудниками бюро <…> За обычную плату я взялся за переводы статей на шведский язык. В январе — феврале 1916 года «частное» бюро легализовалось и превратилось в филиал Министерства иностранных дел, именуемый «Центральное бюро иностранной службы». Летом генеральный консул Тилл предложил мне развернуть в Дании полезную для Германии работу, воспользовавшись своими связями среди датских журналистов. <…> В полицай-президиуме советник Геннинг вручил паспорта для меня и моей жены. <…> Поездка в Данию (Копенгаген) оказалась неудачной. Несмотря на мои попытки воздействовать на редакцию газеты «Политикэн», ни редактор, ни даже карикатурист не дали согласия выступить в благожелательном для Германии духе… О неуспехе я доложил Тиллу, который был этим раздосадован.

Протокол допроса Герварта Вальдена, 14 мая 1941

Даже если масштаб и результаты своего участия в работе германского военного информационного центра в период Первой мировой войны были не до конца раскрыты Вальденом на следствии, повторим, к антисоветской деятельности все это отношения не имело. Давая сегодня оценку тем событиям, нельзя сбрасывать со счетов противоречивость позиций членов движения «Штурм» в начале войны: «поражающий энтузиазм… добровольный массовый уход на фронт десятков экспрессионистов настолько же характерны для августа 1914 года, насколько и уклонение от мобилизации, и нелегальная жизнь или поспешное бегство в Швейцарию»[254].

Связь культуры с политическим пиаром, так называемая культурная дипломатия, ставшая будничной в наши дни, в начале ХХ века лишь зарождалась. Германия в этом отношении следовала примеру Франции. Советские чиновники, как мы уже знаем, также не преминули воспользоваться способностями Вальдена по части пропаганды с помощью искусства…

Карло Мензе. Линогравюра. Журнал «Штурм». Февраль 1915

Показаний Акимова Вальден так и не признал, чем, вероятно, сильно помешал планам НКВД, нацеленного на раскрытие крупного дела о подрывной организации. А на допросе 3 июня заявил, что его разведывательная работа была фактически свернута в августе 1939 года, после заключения договора о дружбе и ненападении между СССР и Германией.

Была ли у Вальдена хоть какая-то надежда на спасение? Похоже, он не терял главного, того, что называется немецким словом mut, отваги, способности бороться[255]. Все изменила начавшаяся 22 июня война. В середине июля подследственных Акимова и Вальдена этапировали в Саратов.

Мария Уден. Ксилография. Журнал «Штурм». Ноябрь 1915. Оттиск с доски

Заключительные протоколы допросов в деле Вальдена датированы 5 и 11 августа 1941 года. Свидетелем того, что творилось тогда в саратовской пересыльной тюрьме, стала Тамара Акимова. Тюрьма «еще екатерининской постройки была рассчитана на содержание двух тысяч заключенных, осенью — зимой 1941-го ее загрузили более чем сорока тысячами зеков… Голод был такой, что трупы умерших голодной смертью заключенных складывали штабелями, как дрова, во дворе тюрьмы»[256].

15 августа 1941 года следствие в отношении Вальдена было прекращено. Приговор должен был вынести закрытый Военный суд 2 ноября. Буквально накануне тюремный врач засвидетельствовал смерть заключенного Герварта Вальдена. Это случилось 31 октября 1941 года.

Много лет спустя Алексей Акимов напишет об отце, показания которого легли в основу обвинений против Вальдена: «И вот в этой тюрьме с папой что-то происходит. Ни вы — потомки мои, ни я никогда не узнаем, чем было это „что-то“… он… укрепился духом и отказался от всего того, чем себя оговорил… Что подвигло его на это? Начавшаяся война?…При зрелом размышлении мне кажется, что этого явно недостаточно для преодоления того страха, который связан с тюремным опытом. Может быть, встреча с каким-то человеком — носителем Духа подвигла его»[257].

Кто мог стать для Бориса Акимова таким человеком, встреченным им в саратовской тюрьме, достоверно уже не узнать. Но вот только кажется, что им был именно Герварт Вальден. Ведь он и в самом деле был носителем Духа. А как еще назвать того, кто смог расслышать еще неведомый никому гул времени, звук наступавшего железного века, вознесшего и бесследно поглотившего его самого?

Восстановление честного имени Герварта Вальдена в Советском Союзе произошло через четверть века после его гибели[258]. В 1965 году было признано, что в деле имел место оговор, а так называемая агентурная информация о нем не содержала каких-либо конкретных фактов.

В связи со смертью владельца и отсутствием доверенности на получение его вещей, ценностей и книг кем-либо еще, опись имущества, изъятого у Вальдена при аресте, в январе 1943 года была отправлена в архив НКВД. Что же стало с самими вещами, а главное — так называемым архивом Вальдена, осталось загадкой. Вероятней всего, навсегда.

Вильям Вауэр. Герварт Вальден. Около 1917. Бронза

Глава 7. От автора

В темной земле покоится странник блаженный.

Георг Тракль «К Новалису»

Немецкому художнику Георгу Мухе, соратнику Вальдена по движению «Штурм», принадлежит эпитафия, которую, по его мнению, следовало бы начертать на могильном камне его друга: «Здесь лежит Герварт Вальден. Он верил в искусство как в божественное существо»[259].

Но у Вальдена нет могилы. Он покоится в русской земле безымянным.

Наш рассказ — дань его памяти, малая попытка восстановить справедливость. Как и любая биография, особенно когда речь идет о неординарном