Своими планами Гелен поделился со старым другом из РСХА Вальтером Шелленбергом. Во время личной встречи, которая состоялась в марте 1945 года, он доказывал, что фронт сможет продержаться в лучшем случае пару месяцев. После неизбежной капитуляции Германии он, Гелен, и Шелленберг могли пригодиться Союзникам для создания антисоветского сопротивления. Гелен далеко не случайно пошел на такой риск. Он полагал, что Генрих Гиммлер, которому подчинялся Вальтер Шелленберг, был единственным человеком, способным справиться с подобной задачей. «У него для этого была необходимая энергия и воображение». При этом Гелен намеревался задействовать далеко не всех специалистов из состава СС. Из этой схемы предполагалось изъять Кальтенбруннера. Гелен полагал, что Гиммлер мог разрешить Шелленбергу заняться созданием немецкого движения, которое по своей структуре должно было весьма напоминать польскую Армию Крайову. Гелен заверял своего собеседника, что многие армейские офицеры верили в способности Шелленберга и они с удовольствием перешли бы под его начало. Шелленбергу польстила подобная перспектива. Он даже согласился использовать ресурсы, отведенные на реализацию операции «Цеппелин», для создания нового движения. Несколько дней спустя он попросил д-ра Альберта Раппа, курировавшего «Цеппелин», изучить деятельность Армии Крайовы и подготовить соответствующий документ.

В начале апреля 1945 года Шелленберг предпринял не менее рискованную попытку обсудить эти планы с Генрихом Гиммлером. По его мнению, надлежало проконсультироваться по ряду из этих проектов с командующим армейской группы «Висла» генералом Венком. Сам того, не подозревая, Шелленберг наступил на любимую мозоль рейхсфюрера СС. Несколькими месяцами ранее группа офицеров, воевавших на Восточном фронте, предложили Гиммлеру план ведения войны в условиях полной оккупации Германии. Когда Гиммлер попытался изложить основные идеи этого плана, то был грубо прерван Гитлером. Оскорбленный упреком фюрера, Гиммлер прореагировал на предложение Шелленберга весьма раздраженно. Он произнес стандартную нацистскую проповедь о том, что ведение подобных разговоров является распространением пораженческих настроений. Он едва ли не кричал в лицо эсэсовскому разведчику: «Это — полнейшая чушь. Если бы я согласился обсуждать с Венком подобный план, то стал бы первейшим капитулянтом в Германии. Этот факт стал бы известен и без того невыдержанному фюреру. Но не говорите об этом Гелену. Попытайтесь ему объяснить, что я категорически отказываюсь принимать этот план. Кроме того, для генерала и компетентного офицера столь высокого класса непростительно сидеть во Франкенструппе и проектировать планы послевоенной борьбы».

Можно предположить, что он допускал, будто бы план Гелена был нацелен на реорганизацию всей структуры «Вервольфа». В случае, если бы контроль над партизанским движением достался военным и РСХА, Гиммлер потерял бы часть своих прерогатив. Недаром он поручил курирование «вервольфов» высшим полицейским чинам. Не стоило также забывать, что в начале апреля 1945 года Гелен был заменен полковником Весселем на посту руководителя 12-го отдела Генерального штаба. Гитлер и слышать не хотел о подобных «пораженческих» идеях. Все эти факты еще раз наглядно указывают на то, что Гиммлер не намеревался выступать организатором послевоенного национал-социалистического сопротивления. Шелленберг же, в свою очередь, немедленно попытался забыть про этот план. Во-первых, его было бесполезно обсуждать с рейхсфюрером СС, во-вторых, он всерьез стал опасаться за безопасность Гелена. Впоследствии он все-таки сообщал Гелену и Раппу подробности беседы с Гиммлером. После войны Шелленберг предпочитал ограничиваться фразами о том, что ничего не знал о дальнейшей реализации данного замысла. Однако польские историки до сих пор возлагают вину на Верховное командование вермахта за то, что оно решилось реализовать план Гелена. По крайней мере польская коммунистическая историография полностью возлагала ответственность за действие «вервольфов» на территории Польши на Гелена. В качестве аргумента, подтверждающего данное обвинение, приводились сведения о том, что именно 12-й отдел Генерального штаба сухопутных войск сыграл решающую роль в сборе материала о европейских антифашистских организациях, которые активно принимали участие в сопротивлении. Со своей стороны, отмечу, что если подобная деятельность и существовала, то это вовсе не делает Гелена «крестным отцом» «Вервольфа». С другой стороны, вне всякого сомнения, в 50-е годы он был непосредственно причастен к организации антисоветского подполья на территории Польши.

Однако, возможно, поляки все-таки справедливо упрекали Гелена в организации новой партизанской программы на Востоке. Новый проект явился некой копией оригинального «Вервольфа». Польские источники свидетельствуют, что на территориях Восточной Германии, занятых Армией Людовой в последние месяцы войны, нацистские партизаны себя проявляли не очень активно. Это утверждение было справедливо, по крайней мере до тех пор, пока домой не стали возвращаться тысячи беженцев, покинувших в свое время насиженные места. В этом бесчисленном потоке людей, по мнению польских властей, умело маскировались «вервольфы», которые были ответственны за нападение на польских колонистов. Подозреваемые в терроризме тут же задерживались польскими властями. На допросах они показали, что еще до капитуляции Германии получили предписание от Верховного командования проникать на польские территории и вести там подрывную работу. Предполагалось, что из состава вермахта, СС и СД выявлялись немцы, владеющие польским языком. Они должны были вернуться обратно на польские земли, снабженные липовыми документами фольксдойче. Некоторые из диверсантов, задержанных в Центральной и Западной Польше, были вообще облачены в британскую форму. НКВД не исключал, что план Поппенбергера хотя и в измененном виде, но все-таки вступил в силу. Учитывая сотрудничество Гелена с западными державами, не исключалось, что диверсии против польских властей происходили с ведома Англии и США. В итоге все возвращающиеся в Польшу немцы стали подозреваемыми в сотрудничестве с западными спецслужбами.

Изначальный импульс для организации военными партизанского движения был связан с катастрофическим положением на Восточном фронте. Но к марту 1945 года положение на Западном фронте ухудшилось настолько, что и здесь возникла потребность в ведении партизанской войны. Фактически именно здесь немецкие военные партизаны проявили себя наиболее ярко. Действительно, вермахт проиграл «сражение за Германию», которое велось традиционными методами. Он потерпел поражение в Эльзасе, Сааре, Арденнах и Рейхсвальде. Незначительных успехов удалось добиться на некоторых участках Рура. В итоге военные все более и более склонялись к необходимости использования нетрадиционных боевых приемов. Это казалось оправданным, так как им пришлось столкнуться с вооруженными силами Союзников, превосходящими вермахт не только по численности, но и вооружению. Не стоит забывать, что к весне 1945 года в немецкой армии мораль оказалась подорванной — вера в победу Германии улетучивалась прямо на глазах.

Когда Союзники смогли форсировать Рейн, то перед ними открылись великолепные автобаны, которые были построены по личному приказу Гитлера. Эти отличные дороги позволяли войскам внезапно ворваться в Центральную Германию. Боевые части Союзников сминали оборону немцев подобно тому, как это происходило во времена «блицкрига». Но нужно иметь в виду, однако, что это наступление не было равномерным. Во многом оно зависело от транспортной инфраструктуры, географии отдельных областей и ожесточенности сопротивления иных армейских частей. Нередко поток наступающих частей просто огибал «нацистские твердыни». В итоге многие немецкие части оказывались в окружении. Союзники, не желавшие терять темпов наступления, оставляли в своем стратегическом тылу подобные очаги напряженности. При попытке их ликвидации немецкие части распадались на мелкие отряды, которые превращались в автономные боевые единицы.