увидишь. Ищи дверь.

Мы осмотрели первый этаж. Стены покрывали признания в любви, матерные стишки, жутковатые фантазии на тему советских и диснеевских персонажей мультипликации, комментарии о политической ситуации (некоторые совсем древние, еще перестроечных времен), тэги разных граффити-объединений, среди которых особенно часто попадались засравшие полцентра Juicer, Blamer и Krotek.

– А как эта дверь выглядит-то?

– Как дверь. Каждый раз по-новому. Пошли наверх искать.

Наши ботинки зазвенели по пыльному металлу. Лестничная клетка второго этажа подарила новые наскальные письмена. Бегло оглядывая их, я увидел пару цитат из Булгакова про «кровавый подбой», строчки из песен про проклятый старый дом на русском, на английском – про оборотней Лондона и надпись: «БИБА и БОБА». Там, где по логике вещей должны были быть двери квартир, находились идеально гладкие стены. Мы продолжили восхождение. На третьем этаже лестница делала странный изгиб и продолжала идти наверх, оставляя лишь маленькую площадку, которой едва хватало, чтоб разойтись двум взрослым людям.

Наконец, на четвертом я увидел, что мы искали. Нарисованная, словно детскими руками, дверь на идеально ровной белизне штукатурки. Три черных неровных линии и намалеванное размашистыми мазками пятно, что символизировало ручку. Я приблизился к «двери» и постучал по картинке.

– Чего тебе, человек? – моментально резанул уши шелестящий голос из-за стенки.

Если бы рептилии умели говорить, это звучало бы так.

– МПД. Разговор есть. Дружеский визит.

За дверью зашелестело, там то ли смеялись, то ли готовились меня сожрать. Я оглянулся на ошарашенную Агафью, которая уже потянулась за табельным, и покачал головой.

Как в искусной оптической иллюзии, «дверь» начала открываться, будто проваливаясь сквозь стену, обнажая нутро рюмочной «Последнее дыхание».

* * *

Первое, что увидела Агафья, зайдя в рюмочную, – как у несуразного существа в сюртуке, с длиннющими руками и ногами откидывается половина идеально лысой головы, обнажая в пасти частокол белоснежных зубов. Рукой, болтающейся, словно манипулятор на шарнирах из игрового автомата, тот поддел с барной стойки пожелтевшую книгу и опустил себе в рот.

– Это Книгожор, – отозвался Дима, поймав ее взгляд.

Второе она услышала. Разномастные мертвичи разухабисто, кто во что горазд подпевали песне, доносящейся из колонок:

Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте.

Я очень много-много лет мечтаю только о еде.

Мне слишком тесно взаперти, и я мечтаю об одном —

Скорей свободу обрести, прогрызть свой ветхий старый дом.

Проклятый старый дом!

На словах «проклятый старый дом» вся собравшаяся нечисть разом повысила голоса, так что в рюмочной настала какофония – все затряслось, завыло, завопило, захрипело, закаркало, заскребло когтями по столам, зашаркало лапами по полу, загаркало, заскрежетало. Агафья аж скривилась от резавших уши звуков.

Она осмотрелась. Нечисти здесь было битком. Сидели одиночки и шумные компании, парочки за деловыми разговорами и ей даже показалось – на свидании. За некоторыми столами клубились крылья, когти, хвосты и шерсть. За другими примостились практически неотличимые от людей твари, нечеловеческое происхождение которых было заметно лишь по мелким деталям вроде формы ушей, зубов или четырех пальцев на руках. Помимо запоминающегося книгожора, в глаза ей бросились карлик в неоновом балахоне, возивший за собой детский гроб на колесиках, и старая карга в крупных очках в роговой оправе, прижимавшая к груди березовое полено. В углу на круговом кожаном диване восседала дама с двумя маленькими собачками и отстраненно глядела на собравшихся с лицом Моны Лизы. Агафья не поняла, что с ней не так, она казалась обычным человеком.

Встречал их «бармен» – прямоходящий ящер в коричневых ботинках, костюмных штанах, сюртуке и белой рубашке с короткими рукавами, из-под которых торчали зеленые лапы, покрытые татуировками. Агафья увидела набитые названия музыкальных групп, портреты Гоголя и Лавкрафта и жуткую оккультную символику. Из его длинной, почти крокодильей пасти немного свисал фиолетовый язык, а выпуклые глаза с узкими зрачками изучали вошедших.

– Так что пожаловали? – прошелестел ящер, положив лапу на дверной косяк, чтобы преградить им вход.

– Привет, Казимир. Вопрос по строительству есть, – ответил Барченко фамильярно. – И разве ты нас не пригласишь? Не нальешь?

– Не приглашу. Тут таким, как вы, не место. Особенно МПД, – констатировал Казимир, делая знак подождать мохнатой твари, трущейся у барной стойки.

– Никакого гостеприимства. Ладно, тогда про стройки. Ты же знаешь про котлован у «Савеловской»?

– Да.

– И знаешь, что за нарушение Пакта бывает? Если это кто-то из ваших, лучше сразу мне скажи.

– А то что? – ящер глумливо облизнулся.

– Ну, ты знаешь, обстановка сейчас непростая. Поступит вот на тебя жалоба в Черный Кремль, например. Всякое бывает. Говорят, ты еще в Москве не слишком легально пребываешь, но, думаю, это все слухи от недоброжелателей, ведь так? Просто покажи когтем, а дальше мы сами.

Казимир задумался.

– Вот тут сейчас хорошо будет, – внезапно встрепенулся он. – Крикнул он: «ХОЙ! ЧЕЛЮСТЬ ДОЛОЙ!», трупов вел он за собой, – зашипел ящер, широко открывая пасть, «подпевая» музыке вместе со всем залом, после чего выжидающе посмотрел на нас.

Мы молчали.

– Каждая информация имеет цену. Может, куснуть себя дашь? За ручку? Или ее шейку? – он перевел взгляд на Агафью и облизнулся.

Та опять потянулась за табельным и выпалила:

– А может, тебя лучше отдать под суд за нарушение Пакта?

Тот стал издавать звуки, напоминающие одновременно кваканье и пережевывание ломаемых костей в пасти, наверное, это был смех, а потом опять замолчал и задумался.

– Я вообще-то не ем людей. Но если знаешь, где достать хорошую баранину, сообщи.

– КАЗИМИ-И-ИР, – заревела мохнатая тварь у бара, стуча пустой пивной кружкой по стойке.

– Ладно, человек. Долго же вы про котлован соображали. Я тебе так скажу. Из наших никто к этому не причастен. Происхождение у проблемы человеческое, а дальше думай сам, – он расплылся в улыбке Чеширского Кота. – А теперь вам пора.

И он начал подталкивать нас своими зелеными лапами к двери.

– Пиши, если что вспомнишь, красавчик, – попыталась иронично ухмыльнуться храбрящаяся Агафья в закрывающуюся дверь.

* * *

На следующий день, пока Агафья, которая все настаивала на Агате, а я привыкал, изучала результаты экспертиз со стройплощадки от бывших коллег, я принялся детально изучать историю вопроса по массе источников: от системы «Спарк» до Википедии и газетных вырезок из папки Николая Борисовича.

Изначальный де-факто владелец площадки – Солдатов Алексей Георгиевич, выходец из Бауманской ОПГ, с прозвищем Леша Шрам. Во второй половине девяностых отошел от дел распадавшейся группировки и принялся присматриваться к строительному бизнесу. Крышевал банк «Славянский капитал», который владел ООО «Строймонтажэнергологистика». «Строймонтаж», в свою очередь, путем махинаций отобрал землю под стройку у