В ход идут все сомнительные сюжеты, в том числе Катынская трагедия, в которой до сих пор остается много смутных моментов. Их можно было бы обсудить и обозначить совместными усилиями в случае открытия тех документов, которые хранятся в архивах России, Польши, США, ФРГ. Однако по разным причинам эти тексты до сих пор остаются засекреченными, что, во-первых, порождает возможность манипуляции по поводу исторической трагедии, а во-вторых, позволяет внедрять в информационное пространство те самые фейковые факты, которые вряд ли можно достоверно подтвердить с помощью документов, не вызывающих сомнения в своей аутентичности.

За тем, как формируется подобный механизм фейковизации истории, мы можем наблюдать и в современном медиапространстве, когда интерпретируют события в столице Украины, которые произошли в ноябре 2013 – феврале 2014 г. Так называемый Майдан под номером два сейчас сторонниками украинской власти националистического толка интерпретируется как «революция достоинства». Однако с точки зрения права произошедшие события определяются исключительно как государственный переворот, повлекший за собой существенные изменения в геополитической ситуации. Характерные приметы неадекватной оценки Майдана-2013/2014 можно часто встретить в медиапространстве, особенно в практике западных СМИ. Более того, интерпретация неправовых действий сторонников государственного переворота на Украине не только глубоко пустила корни в массовом сознании граждан этой страны, но и находит отражение в различных культурных проявлениях.

К примеру, документальный фильм Сергея Лозницы «Майдан» (2014), снятый по «горячим следам» тех трагических событий. В нем очевидна тенденция к формированию экранного мифа о мирном характере уличных протестов и о том, что ничего противозаконного в то время в столице Украины не происходило. Хронометраж картины – 128 минут, но только к исходу второго часа возникают кадры с горящими автопокрышками и стычками между силами правопорядка и сторонниками Майдана. Можно вспомнить документальные ленты «Блокада» (2005) и «Государственные похороны» (2019), в которых соответствующим образом подобранные хроникальные эпизоды и кадры, смонтированные в строго определенном порядке, формируют у зрителей соответствующие негативные эмоции. Проще говоря, аутентичный визуальный материал режиссер использует исключительно для формирования негативного отношения к определенным драматическим событиям в истории Советского Союза, а следовательно, и нынешней России. Привычная мотивировка «Я так вижу» в подобных случаях лишь дезавуирует, а не объясняет истинные мотивы подобных образных решений. Еще со времени «Обыкновенного фашизма» Михаила Ромма известно, каким образом документальная хроника может сыграть против самой себя.

Опыт современного использования документов или видеоматериалов со строго манипулятивной направленностью, которые касаются событий ближайшего исторического прошлого, связан по преимуществу с восточными соседями России. Достаточно вспомнить, каким образом освещались события вокруг крушения малайзийского «боинга» в июле 2014 г. Намеренные и скоропалительные обвинения ополченцев Донбасса и российских военных, высказанные в мировом медиапространстве, уже в тот период вызывали очевидное недоверие и сомнение, особенно тезис об использовании якобы российских ракет системы «Бук». И вот по прошествии более чем пяти лет в Нидерландах было официально заявлено, что в районе крушения авиалайнера MH-17 не было ни одного комплекса «Бук».

Фейк не обязательно несет в себе визуальный компонент. Иногда бывает достаточно, чтобы какой-то термин или цитата, некорректные с точки зрения науки и гуманитарного знания, были внедрены в массовое сознание через соответствующие каналы коммуникации. Укоренившись таким образом, они начинают влиять не только на общество, но и на оценки соответствующих исторических персон и периодов. В частности, в полемике вокруг личности советского лидера И. В. Сталина в процессе обмена мнениями спорящих мелькает фраза, демонстрирующая высокую оценку его роли в истории со стороны экс-премьер-министра Великобритании сэра Уинстона Черчилля. Звучит она, как правило, следующим образом: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой».

Впервые в открытой печати ее приписала Черчиллю преподаватель химии Ленинградского технологического института Нина Андреева в нашумевшей статье времен перестройки «Не могу поступаться принципами» (газета «Советская Россия», 13 марта 1988 г.). Статью завершает солидный панегирик Сталину, который якобы произнес Черчилль в своей речи перед британским парламентом в 1959 г. Позже в публицистических статьях приводилась даже точная дата выступления. Историки выяснили: в указанную дату никакого выступления Черчилля не было.

На самом деле впервые эта характеристика итогов модернизации СССР была употреблена экс-троцкистом Исааком Дойчером (газета «Манчестер Гардиан», 6 марта 1953 г.) по поводу смерти Сталина. Оттуда она перекочевала в различные издания вплоть до Британской энциклопедии.

Не менее интересна история происхождения термина «холодная война», которым определялись отношения двух крупнейших политических систем на протяжении всей второй половины ХХ в. Известно, что впервые в публичном дискурсе его использовал английский писатель Джордж Оруэлл в статье «Ты и атомная бомба», которая была опубликована в британском еженедельнике «Трибьюн» 19 октября 1945 г., то есть меньше чем через два месяца после официального окончания Второй мировой войны (2 сентября 1945 г.). Оруэлл со свойственным его сознанию футуристическим воображением писал о возможном возникновении клуба чудовищных сверхдержав, которые обладали бы ядерным оружием, что давало им возможность поделить мир между собой. Тогда бы с соседними странами, которые лишены такого военного «аргумента», они находились бы в перманентом состоянии холодной войны. Через полгода, в марте 1946 г., в журнале «Обсервер» Джордж Оруэлл вновь использует данный термин. Стоит ли удивляться тому, что в США с удовольствием подхватили подобную фигуру речи, чтобы оправдать агрессивные намерения со своей стороны в отношении СССР и внедрить этот вербальный художественный образ в массовое сознание? Уже 16 апреля 1947 г. советник президента США Гарри Трумена Бернард Барух использует термин «холодная война» в официальном выступлении в палате представителей штата Южная Каролина.

Дальнейшее известно. Мир получил политическую формулу как некую парадигму действий и сверхдержав, и их союзников по всей территории земного шара. Более того, этот термин абсолютно фейковой природы стал своеобразным modus operandi нескольких поколений мировых лидеров, политиков, государственных деятелей, в том числе и в нашей стране, что выразилось в подписании М. С. Горбачевым и Б. Н. Ельциным ряда международных документов и деклараций об окончании холодной войны, то есть войны, которую никто никогда никому не объявлял.

При всей страстной и давней любви к индустрии современного кино, следует признать огромные манипулятивные возможности и мощь эмоционального и интеллектуального воздействия кинематографа на массовую аудиторию. Кино творит мифы и укрепляет их в нашем сознании. Позитивным это воздействие может быть в том случае, если миф основан на правде исторических обстоятельств, выявленных и достоверных фактов, свидетельствующих о том, каким образом и когда происходили определенные события, какие поступки совершали вполне конкретные персонажи, имевшие реальные фамилии, имена и биографию. Кинематограф преподнес немало экранных мифов за более чем вековую историю своего существования. При этом не станем забывать, что к возможностям кино добавились и возможности телевидения. И для начала обратимся к одному из ключевых событий ХХ в.