давали клятву дьяволу или его приспешникам – это отсылает нас к идее демонической природы колдовства, общей для западноевропейских верований, но в значительной степени чуждой для средневековой России[316].

Описание того, как человек мог стать чародеем, сохранилось в судебном акте от мая 1815 года. Девятнадцатилетнего Михайлу Петрова Чухарева из Пинежского уезда Архангельской губернии обвинили в том, что он «портил икотою» свою двоюродную сестру Офимью Александрову Лобанову. Чухарев признался суду, что научил его колдовству крестьянин Федор Григорьев Крапивин. По словам подсудимого, сначала нужно было отказаться от христианской веры: «При самом начале действия, снять с шеи крест, положить в сапоги под пятку, подержать полсутки, говорить слова: „отрекаюсь Бога и животворящего Его креста, отдаю себя в руки дьяволам“». Потом надо было прошептать над солью имя человека, которому хотел причинить вред, и описать, что именно с этим человеком должно было случиться. Сделав все это, крест из сапога надо было повесить на стену. Тогда бесы и вселились бы в колдуна, лишенного божественной защиты[317].

Рецепт обретения колдовских сил через отступничество и пересечение границы морали сохранял популярность в русских и украинских деревнях пореформенной эпохи. В конце XIX века русские крестьяне из Макарьевского уезда Нижегородской губернии рассказали этнографу, что желающим познать секреты колдовства нужно ходить ночами к перекрестку – порогу между скрытым и явным. Сняв крест и отрекшись от Христа, родни, земли, солнца, луны и звезд, можно было призвать приспешников сатаны (чертей). После надо было поклясться в верности темным силам и умолять чертей открыть тайны колдовского искусства. Сделка подтверждалась начертанным кровью договором с сатаной[318].

Подробный рецепт того, как стать виритником – особо могущественным колдуном, чьи чары практически нельзя отменить, – поступил из Болховского уезда Орловской губернии. Надо идти глубокой ночью на распутье за пределами деревни, где сходятся шесть дорог в честь шести нечистых духов: Вельзевула, духа хитрости, духа лжи, духа болезни, духа сглаза и духа злобы. Стоя на распутье, желающий стать колдуном должен призвать одного из этих нечистых, который, в свою очередь, велит искателю колдовских сил совершить на распутье ряд жертвоприношений. Первым жертвоприношением был петух, украденный у попа во время службы. Взяв петуха, нечистый разрывает его на шесть частей и бросает на каждую из дорог для каждого из духов. Ночь за ночью будущий виритник должен приносить разнообразные жертвы, включая овцу, человеческие кости (которыми он еще должен отравить любимого родственника) и под конец – свою рубашку. Контракт, написанный кровью новоявленного чародея, скрепляет договор, по которому его тело и душа при жизни и в смерти принадлежат нечистому духу[319].

Украинские крестьяне конца XIX века из села Колодежная Купянского уезда Харьковской губернии рассказывали о ведьмах, которые учились своему ремеслу у природных ведьм, снимая нательный крест и кладя его в сапог. В том же районе крестьяне добавили деталей об отречении от христианской веры, отметив, что женщина, желающая стать ведьмой, должна отнести под водяную мельницу – одно из любимых прибежищ злых духов – икону Богородицы, которой родители благословили ее в день свадьбы. Там, вдали от посторонних глаз, будущая ведьма должна была топтать икону, читая при этом молитву «Отче наш» наоборот. Это вызовет нечистых духов, которые и займутся обучением ведьмы. Завершением обучения ведьмы должен стать шабаш в Киеве на Лысой горе – институциональное выражение социальной девиации[320].

Вера в шабаши ведьм среди русских и украинских крестьян XIX века отражает влияние западноевропейских верований, которые со времени присоединения Левобережной Украины в XVII веке распространялись через Польшу на восток. Это влияние заметно было в популярных гравюрах и книгах последующих столетий, и в конце XIX века литература о ведьмах и колдунах все еще оказывала влияние на крестьянских читателей. К концу века авторы подобных историй пытались предоставить читателям научное объяснение колдовским силам и тем болезням, которые они якобы вызывали. Как ни парадоксально, такие попытки, скорее всего, только поощряли веру в волшебство, привлекая внимание к колдунам и ведьмам и тем самым подтверждая их существование[321]. Описания шабашей в печатной литературе, несомненно, тоже повлияли на крестьянскую устную культуру.

Один из наиболее подробных рассказов о шабаше ведьм взят из сказки 1891 года, записанной в Смоленской губернии. Ее вариации были популярны в российских и украинских губерниях. Как и западноевропейские аналоги, сказка повествует о ведьмовском зелье и сексуальных отношениях между женщинами-ведьмами и нечистыми духами. Главный герой сказки – солдат, женившийся на дочери крестьянина, у которого квартировал. Солдат обнаружил, что его жена и теща – ведьмы. Заметив, что они часто отлучаются из избы по ночам, солдат решил проследить за женщинами в ночь на Ивана Купалу – праздник летнего солнцестояния, по мнению крестьян, ночь максимальной активности ведьм и нечистой силы. В полночь, как по команде, женщины встали с постелей, оделись и бросили в огонь волшебный порошок. Таинственный голос приказывает им лететь – и обе женщины исчезли в дымоходе. Солдат подражает действиям женщин и обнаруживает себя летящим в сторону Кармилицкой горы[322]. На вершине горы он видит множество ведьмаков и большого семиглавого змея, сидящего в кресле. Когда змей свистит, участники шабаша начинают танцевать и петь. Видя простоволосую тещу, отплясывающую со стариком без штанов, без шапки и пояса, солдат привлекает к себе нежелательное внимание участников оргии громким смехом. Однако жена, предупреждая возможное несчастье, приказывает солдату лететь домой, и он делает то, что велено. Когда женщины возвращаются домой, они запрещают солдату впредь использовать их зелье[323]. В одном из вариантов этой истории, записанном в Купянске, хозяин шабаша назван сатаной с буйволовыми рогами и львиным хвостом. Еще одна украинская сказка оказывается ближе всего к своему западноевропейскому аналогу, называя дьявола Люцифером, сидящим во главе накрытого стола с наполненными кровью человеческими черепами[324].

Рассказывая этнографам, что на шабашах ведьмы флиртовали с чертями, не вовлекая их в половые сношения, украинские крестьяне, без сомнения, адаптировали истории для посторонних ушей[325]. Убежденный, что сексуальные оргии были частью крестьянских представлений о ведьминских шабашах, историк и этнограф начала XX века Владимир Гнатюк, возможно, находился под влиянием украинских рассказов о бесах, являвшихся девушкам в облике их возлюбленных и вовлекавших их в половые акты, а также рассказов о демонах, сосущих кровь из женской груди[326]. Таким образом, то, что сегодня назвали бы истощением, украинская народная культура объясняла одержимостью бесами[327].

Подобные истории о женщинах, вступающих в сексуальные отношения с демонами, были популярны в Центральной России конца XIX