от кривотолков, пришла к врачу за справкой о том, что она сложена, как все другие женщины, и у нее нет хвоста[340].

Помимо хвостов, русский и украинский фольклор конца XIX – начала XX века приписывал ведьмам сексуальное мастерство и неестественные сексуальные пристрастия. Фольклорная Баба Яга всегда изображается путешествующей при помощи песта, метлы или швабры – легко считывающихся фаллических символов[341]. Как и в западноевропейской традиции, изображение ведьмы, оседлавшей для полета животное или человека вместо метлы, встречалось повсеместно. Ксилография, изображающая дьявола верхом на мужчине-грешнике, явно могла повлиять на сказку, записанную в Орловской губернии, где жертвой ведьмы стал солдат, попавший к ней на квартиру[342]. Но в этом случае сексуальный подтекст более явный: «Бывало, ведьма возьмет уздечку, набросит ее на солдата, засядет на него верхом и скачет вплоть до петухов». То, что женщина седлает мужчину, идя вразрез с традиционной пассивной ролью, и делает ее таким угрожающим персонажем. Восстанавливая положение сексуального агрессора и возвращая женщину в пассивную принимающую роль, солдат восстанавливает традиционный патриархальный порядок[343].

Рассказ, записанный в селе Советск Яранского уезда Вятской губернии в 1926 году, но несомненно относящийся к дореволюционному периоду, использует сексуальные образы для описания передачи власти от колдуна к мирянину. По словам рассказчицы, одна женщина согласилась перенять колдовские силы от больной чародейки. В назначенный день она пришла в баню (традиционное место обитания нечистых духов), где увидела старую ведьму, женщину-посредницу и лягушку размером больше человека. Вновь пришедшей велели раздеться донага и лезть в пасть лягушки, которая, как женское влагалище, расширилась, чтобы вместить ее. Та сделала, как было велено: трижды она влезала в пасть лягушки[344], в результате чего стала колдуньей[345]. И снова женщина принимает характеристики фаллоса, но на этот раз объектом становится животное. О поле лягушки, однако, не говорится ничего. Однако популярная в России и Украине ассоциация женщин-ведьм с коровами, их якобы ненасытная тяга к коровьему молоку и сыру, а также фольклорные образы украинских ведьм с ведрами для молока и подойниками на их необоснованно непокрытых головах наводят на мысль о том, что ведьмам приписывались необузданные сексуальные желания.

Все ведьмы, урожденные («природные») ли, наученные («ученые») ли, также выдавали свои сексуальные предпочтения, распуская волосы, вместо того чтобы заплетать их в косы, как полагается уважаемым замужним женщинам. В этом отношении они уподоблялись изображениям блудниц с икон, изображающих адские муки грешников. Если женщина хотела запугать своих соседей, уверив их в том, что она ведьма, она могла просто носить волосы распущенными и непокрытыми. Например, в 1880 году Аграфена Дмитриева Чиндяйкина из села Мордовские Парки буквально выдавала себя за колдунью, бродя по ночам по соседским дворам с распущенными волосами. Обнаружив ее в соседском погребе, крестьяне забили ее до смерти, обвинив не то в воровстве, не то в насылании порчи[346].

Женщины-ведьмы, по мнению русских и украинских крестьян, могли отличаться и отталкивающей внешностью. Та же сказочная ведьма Баба Яга является обладательницей длинного сизого или широкого курносого носа, костлявых рук, выступающего вперед подбородка и горба. В рассказе из Купянского уезда колдунью описывают как старуху с полностью изуродованным шрамами лицом[347]. Согласно рассказу, записанному в Тульской губернии, наученная колдунья, как и полагается воплощению зла, описывается как женщина предельно старая, мрачная, желтая, как гриб, с морщинами на длинном лице и с носом, как у собаки, вынюхивающей кости[348].

В то время как на практике именно злонамеренное поведение женщины, а не внешний вид приводили к обвинениям в ведьмовстве, стереотипные образы ведьм наполнены смыслами[349]. Энн Барстоу интерпретирует страх среди западных европейцев перед чрезмерно агрессивными и сексуально активными пожилыми женщинами в разгар повальной охоты на ведьм в эпоху раннего модерна как мужские фантазии о том, как старые женщины продолжают их вожделеть, что мужчинам представляется гротескным[350]. Интерпретируя Бабу Ягу в терминах Фрейда, Андреас Джонс предполагает, что, наделяя Ягу такой отталкивающей внешностью, мужчины могли подсознательно противодействовать эдипову комплексу:

Фантазии о фаллических женщинах особенно важны для мужчин, которые не смогли до конца отделиться от матери. Таким образом, в культуре, где о детях мужского пола заботятся исключительно женщины (например, в России), можно ожидать развития фантазий о фаллических женщинах[351].

Сексуальные способности, которые крестьяне конца XIX века приписывали мужчинам-колдунам, не были столь впечатляющими, как те, которыми воображение селян наделяло женщин-ведьм. У колдунов не было ни хвостов, ни гротескной внешности. Поскольку крестьяне твердо верили в то, что колдуны, как и ведьмы, могли отрицательно влиять на плодовитость, вполне вероятно, что они иногда связывали с колдунами мужеложство и зоофилию[352]. Примером того могут служить дела, разбиравшиеся в 1886 году, когда в колдовстве обвинили двух крестьян, Андрея Архипова и Никифора Дорофеева, считая, что они вызывали бесплодие у женщин[353] и неурожай. Крестьяне деревень Новинки и Дурино близ города Торжок пригрозили устроить самосуд, если местный священник откажется привести всех жителей к присяге с целью обнаружить колдунов. Последующее судебное расследование показало, что крестьяне считали виновными Архипова и Дорофеева. Местные крестьянские девушки, по данным расследования, отказывались выходить замуж в упомянутые деревни из страха быть испорченными одним из этих двух мужчин. Действительно, Дорофеев зарабатывал на жизнь лечением «испорченных» женщин; в других случаях он якобы своим дыханием или поцелуем обращал женщин в кликуш. Тот факт, что и Архипов и Дорофеев собирали обильные урожаи зерна, в то время как на других полях хлеб родился плохо, служил еще одним компрометирующим доказательством. Крестьяне, рассуждавшие в понятиях равенства возможностей, обижались на соседей, получавших лучший результат. Соответственно, они обвинили лжеколдунов в том, что те испортили урожай для всех остальных. Сделав пережинки, завязав зерно на полях и произнеся над ними заклинания, Архипов и Дорофеев высвободили спорынью, грибок на ржи, что привело к низким урожаям и пищевым отравлениям[354]. Покарав виновных, крестьяне надеялись восстановить традицию ранних браков и обеспечить обильные урожаи.

Наделяя ведьм и колдунов опасной властью над сексуальной активностью других, крестьяне получали предлог для того, чтобы возложить ответственность за бессилие и бесплодие людей, животных и земли на членов общины. Более четверти (26%) всех зарегистрированных случаев предполагаемого колдовства касались импотенции и бесплодия или опасения их. В засушливых районах (Саратовская, Самарская, Екатеринославская, Подольская, Херсонская и Харьковская губернии) крестьяне пытались повлиять на погоду, раскопав тела предполагаемых ведьм и колдунов или залив их могилы водой, а то и погружая в воду живых «ведьм»[355]. Поскольку все люди опасались импотенции или