– Мы даже спали вместе, принцесса, – укоризненно качает головой Матвей. – И ты против после этого?

– У нас ничего не было, если тебя в столь юном возрасте подводит память. Мы просто лежали в одной постели, – напоминаю я ему ядовито.

– Но ты же хотела, чтобы было, – выдает он.

– Что ты сказал? – выдыхаю я.

Гроза вот-вот разразится.

– Знаю, ты хотела меня. Я это чувствовал. И поверь, это было взаимно. Знаешь, что я хотел бы с тобой сделать? Уложить тебя на обе лопатки и показать, что такое настоящая любовь. Ну такая, без всей этой сопливой розовой мути. Чтобы ты кричала. Исцарапала всю мою спину. Немного боли всегда только в кайф, да?

Он подмигивает мне и встает. Плавно подходит ко мне, раздевает глазами. Его рука ложится мне на плечо легко и свободно. По-свойски. И я напрягаю мышцы.

– Я просто сдерживал себя, принцесса. Потому что это была не та ночь, чтобы тупо развлечься друг с другом. А ведь если бы не сдерживал, ты бы только рада была, да? Ждала, наверное, когда я начну приставать к тебе?

Я вскакиваю – стою напротив, крепко стиснув зубы. Да как он смеет нести подобную чушь? Он абсолютно отвратительный тип. И если у него и есть защитные психические механизмы, то этот всемогущий контроль – убежденность в том, что он способен на все.

– Хочешь, мы займемся этим сейчас? – продолжает Матвей будто нарочно, не сводя с меня темных глаз. – Говорят, я неплох в постели.

Он словно невзначай дотрагивается до моей груди. Вырисовывает на ней круг. Провоцирует. В моих венах вместе с кровью кипит серебро и медь.

– Думаю, ты тоже ничего. Хочешь, я…

Договорить он не успевает. Я бью его по щеке. Впервые бью человека. Наотмашь, звонко. Пощечина звенит, как золотая монета, упавшая на пол, как перелив гитары. Рукой я задеваю и стеклянный бокал, из которого пила сок, не замечая этого, – я переполнена яростью. Зато чувствую, как горит ладонь.

– Не смей меня касаться! – кричу я.

Он глухо смеется. Кажется, ему наплевать, что я ударила его. Он то ли изучает меня, то ли наслаждается моей реакцией, а я настолько не в себе, что действительно хочу расцарапать его кожу ногтями до кровавых полос, только не от страсти.

– Понял? Никогда не смей распускать руки! Иначе…

Я задерживаю дыхание.

– Иначе что? Ты будешь плакать? – издевательски спрашивает он.

– Иначе ты пожалеешь, – шиплю я, как змея.

– А ты умеешь быть страстной, да? – окидывает меня Матвей блестящим взглядом.

Он как будто бы ждал этого срыва. И хочет продолжения. Но я, взяв себя в руки, насколько это возможно, поднимаю руку, направляю ее в сторону прихожей и говорю:

– Пошел вон.

– И это все? – поднимает он темные брови. Ты просто меня выгонишь?

Я не понимаю его. Не понимаю, чего он добивается, чего ждет – лишь краем обожженного яростью сознания чувствую интерес.

– Ты глухой? – чеканю я. – Пошел вон. Сейчас. И никогда не возвращайся сюда.

Он улыбается – как-то жутко, почти свирепо, словно это я в чем-то виновата, и молча уходит, окинув меня пронзительным взглядом и, должно быть, заметив жидкое стекло на моих глазах. Когда за ним захлопывается дверь, я прижимаюсь к ней спиной, чувствуя слабость в руках и ногах. Я не понимаю, что произошло, ведь все было хорошо. И мне безумно обидно и горько.

Я подношу к лицу все еще пылающую ладонь. И кусаю до крови дрожащие губы.

От этого удара больно не ему, а мне – так больно, что кажется, будто на моем сердце вырезали пятиконечную звезду. А еще я понимаю, какие у Матвея глаза. У него глаза волка. Внимательные, холодные, обманчиво спокойные, но сосредоточенные, словно он всегда готов к нападению.

Волки – сильные, умные и неукротимые животные, жаждущие свободы, но они подчиняются не людям, а лишь своим собственным инстинктам. Никакая принцесса не сможет приручить волка. В конце концов он съест ее в темном лесу, под кронами вековых дубов, не пропускающих солнечные лучи. Это сказка с плохим концом.

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Даже не глядя в глазок, я с уверенностью могу сказать, что это он. Зачем только вернулся? Не знаю. Мне не стоит ему открывать. Пусть стоит там, под дверью, и долбит в нее до посинения. Мне нужно уйти в свою комнату, к увядающим цветам, и включить в наушниках шум грозы или грохот океанского прибоя. Но вместо этого я, естественно, открываю ему. Я не знаю, что буду делать – ударю его еще раз, или пошлю к черту, или громко заплачу, – плана действий нет, да я ничего и не успеваю придумать, даже вдохнуть не успеваю. Матвей делает ко мне шаг, обхватывает лицо горячими широкими ладонями и целует.

Меня пронзает безнадежная слабость, как будто мне в вены вогнали полнеба и теперь я лечу облаком над землей, разрешая делать с собой все, что он хочет. Мои руки опущены, под коленками искрится лавандовый ток.

Надо сопротивляться, а я не могу и в ответ целую Матвея так же жадно, как и он меня, – с неистовой страстью. Это безумие, наваждение, я, поддавшись чувствам, обнимаю его за пояс, а он прижимает меня к себе.

У его губ привкус холодной тьмы, пронизанной насквозь светом далеких звезд. У моих – другой, кровавый, но Матвею, кажется, все равно. Целовать его словно целовать сам мрак или холодную сталь. Он снова проводит по моим искрящимся губам языком, будто ледяным лезвием, но это приносит столько удовольствия, что я повторяю это следом за ним. Моя рука скользит по его груди до плеча, и я чувствую, как напрягаются его мышцы под тонкой тканью лонгслива. Он отстраняется, но не отпускает меня. Держит так, что я понимаю: мне не вырваться. Никуда от него не деться.

– И что ты делаешь, принцесса? – спрашивает он меня на ухо и осторожно кусает за мочку. И тут же целует в шею – медленно и долго, заставляя меня закинуть назад голову так, что нитью натягивается каждая жила.

– А ты что делаешь? – шепчу я.

В это время дверь соседней квартиры открывается, и из нее выходит моя соседка, хозяйка Звездочки. Я вижу из-за плеча Матвея, как изумленно она на нас таращится, а потому запираю дверь. Не хочу объясняться с ней.

– Я? Наслаждаюсь, – шепчет он с усмешкой. Я же твой поклонник.

Поклонник. Неожиданно это слово отрезвляет меня. Я отталкиваю Матвея, уперев ладони в широкую грудь. На губах горчит звездная тьма. И они требуют продолжения. Мы смотрим друг на друга в упор.

– Зачем? – только и спрашиваю я.

– Потому что я так хочу, – отвечает он.

Этот человек привык делать все что пожелает. Он всегда получает то, что ему нужно. Или ту, которая ему нужна. Я уверена. Я касаюсь его щеки, но тотчас отдергиваю руку.

– Уходи, пожалуйста, Матвей, – говорю я, и его глаза слегка расширяются, будто он не верит моим словам. – И больше не приходи, слышишь?