тих, но полон боли. – Равно как и жестокость порождает отчаяние.

Не успела Этта решить, на кого из них наорать, как в дверь забарабанили. Альманах вернулся.

– Держись! – прокричал он ей из-за упрямо не поддающегося дерева. – Я сейчас открою, я быстро!

Этта хотела было ответить, что всё равно ничего не получится, но слова её остались лишь мыслями. Она снова попыталась произнести их вслух. И снова тщетно. Способность говорить внезапно покинула её. Заклятие не позволяло ей сообщить Альманаху то, что ему так надо было узнать.

Глава 28

Покрепче ухватив лом, оставленный Эттой у ворот, Альманах всадил его в щель между дверью и стеной. Странно, что Этта ничего не ответила, – он даже на миг остановился от удивления. Может, просто не хотела его отвлекать. Может, не верила, что у него получится. А может, это всё совершенно не важно, а он должен просто продолжать, а то вдруг она ранена и ей нужна помощь.

Он всем весом навалился на торчащий конец лома, надеясь расщепить доски двери, но ничего не вышло. Тогда Альманах сдвинул лом на фут ниже и попробовал снова. И снова неудачно.

Отступив на шаг, он посмотрел на дверь почти с уважением. Ему доводилось слышать о некоем сорте «железного» дерева – уж не с этой ли породой он сейчас имеет дело? Однако Альманах был не из тех, кто сдаётся, когда друг в беде, а потому предпринял ещё несколько попыток, прежде чем вынужден был признать: открыть дверь куда сложнее, чем он ожидал.

– Ну ладно. Ломом не вышло, – крикнул он Этте. – Попробую что-нибудь ещё.

Он притащил к двери все инструменты, позаимствованные девочкой в сарае в саду, и попытался взломать замок отвёрткой, совсем как Этта пыталась взломать замок на воротах. И точно так же безрезультатно.

– Альманах? – окликнула его девочка из-за деревянной преграды.

– Этта? Не бойся. Я придумаю, как тебя вытащить.

Опустившись на корточки и всё ещё сжимая не пригодившуюся отвёртку, он прикидывал, поможет ли молоток там, где не справился лом.

– Я… Ты… Тебе… не…

Мальчик склонил голову набок. Меж бровей у него появилась морщинка. С чем с чем, а с подбором слов у Этты никогда проблем не было.

– Что случилось?

– Не могу… Слушай… Вот балда!

В другой раз он бы решил, что она назвала балдой его, однако усталое раздражение в её голосе подсказывало, что это не так. Досада Этты была направлена на себя.

– Постой, – повторил он. – Кажется, я видел в сарае у Сайласа топор. Сейчас принесу и попробую им.

– Нет… погоди… стой… пожалуйста!

Но Альманах уже рванул к сараю. Весь путь и туда и обратно он проделал бегом, так что потом пришлось подождать пару мгновений и перевести дыхание, прежде чем навалиться с топором на упрямое препятствие. Этта всё ещё что-то говорила, но он ничего не мог понять.

– Поберегись! Начинаю рубить.

Он размахнулся. Лезвие топора оставило в дереве глубокую зазубрину, но не раскололо его. Альманах замахнулся снова. Лезвие слетело с топорища и рикошетом отскочило от двери с такой силой, что голова Альманаха оказалась в нешуточной опасности. Привязав топор к топорищу бечёвкой, мальчик предпринял новую попытку. На этот раз топорище расщепилось на две части, и такую поломку он совсем уж не мог починить.

– Альманах! Альманах! Ну послушай же!

Голос Этты каким-то чудом пробился через яростную пелену у него в голове.

– Просто перестань!

– Но я же не могу бросить тебя там. Ты умрёшь с голоду!

– Не умру. Поверь.

– У тебя там есть еда? – В голову ему вдруг пришла безумная догадка. – Ты что, нарочно заперлась в судомойне? Но зачем?

– Я… Альманах… Ох, как бы мне хотелось…

– А вот мне бы хотелось, чтобы ты просто ответила мне, что происходит! Я думал, ты меня бросила…

Он повернулся и привалился спиной к двери, растерянный и ничего не соображающий. Насколько же проще жизнь, когда можно сосредоточиться на чём-то одном. Например, на том, как выломать дверь. Разгадать загадку. Начать новую жизнь. Но теперь всё было сложно, всё.

С другой стороны двери донёсся слабый шорох. Наверное, Этта тоже привалилась к ней по свою сторону, в нескольких дюймах от него.

– Кошки-блошки, – сказала она.

Мальчик нахмурился, вспоминая, как всего несколько недель назад они смеялись над невзаправдашними ругательствами. Но сейчас-то ей на что ругаться? Он ведь не сказал ничего глупого.

– Что-что?

– Кошки-блошки! – повторила она с нажимом.

– Это что, должно что-то значить?

– Ёлочки!

– Ты со мной что, играешь?

– Кошки-блошки.

– Потому что тогда я ухожу, а ты можешь тут гнить, сколько вздумается.

– Кошки-блошки! Кошки-блошки!

Альманах нахмурился. Судя по голосу, Этта злилась, но, вроде бы, не на него. Она явно пыталась что-то ему сказать, но почему бы тогда не говорить нормально? Зачем вспоминать ничего не значащую ерунду?

Потому что она не хотела, чтобы их подслушали. Нет, чтобы их поняли. Вот оно что! Этта не могла сказать то, что хотела, потому что кто-то… или что-то… их слушал.

Заклятие.

– Ты пытаешься мне что-то сказать, но не можешь.

– Ёлочки.

– Ты на меня не злишься.

Короткая пауза, но потом девочка произнесла:

– Кошки-блошки.

Альманах только и мог, что догадываться. Кажется, он имела в виду «да» и «нет».

Он вдруг вытаращил глаза. «Два стука значат “нет”, один стук значит “да”», – сказал Уго. Но на этот раз не стук, а слова. Этта использовала код Олив!

Мальчик хотел было заверить, что понял, но, если уж Этте приходится говорить шифровками, едва ли с его стороны было бы мудро взять и выдать её. Тогда, наверное, хитрость уже не сработает. Остаётся только подыгрывать и стараться выяснить, почему заклятие теперь действует и на Этту.

– То есть ты хочешь сказать, – начал он, мысленно заново проигрывая в голове их разговор, – чтобы я не пытался больше открыть эту дверь.

– Ёлочки!

– Но с тобой там пока всё в порядке?

Короткая пауза, а затем:

– Ёлочки.

Альманах вздохнул.

– Ну ладно, но… дело-то вот в чём, я не знаю, как мне-то теперь быть. Понимаешь, пока тебя не было, я добрался до самой сердцевины лабиринта, но там ничего не оказалось. Никаких чар. Во всяком случае, ничего написанного, а ведь магия работает именно так, да?

– Ёлочки.

– Тебя не расстроит, если я пойду приготовлю себе тост? Я два дня почти ничего не ел… Я так волновался и… Ох, вот могла бы ты выйти и испечь нам торт! Обещаю, я съем не больше половины!

– Кошки-блошки. – В голосе Этты слышались отзвуки невесёлого смеха.