— А потом их мама вернулась, и они жили все вместе долго и счастливо.

— Мама вернулась, мама вернулась, — принялся радостно распевать Альберт, и Ада потрогала мамин серебряный медальон, который носила спрятанным в кармане фартука и все время трогала, как талисман, — она не верила, что мать могла уйти и навеки их оставить.

* * *

Рейчел сидела, качая ногой большую деревянную люльку. Ребенка держали в кухне, у печи, словно каравай хлеба, но видно было, что этому караваю не суждено подойти. Миссис Мэй приходила регулярно, до самой зимы, и приводила с собой других деревенских женщин, и у каждой были свои советы о том, что делать с таким хворым дитятей, как Сэмюэл, — он был такой же маленький, как Адина кукла, и почти такой же безжизненный.

Холодными вечерами единственной выпавшей Сэмюэлу зимы они сидели на кухне, Рейчел с люлькой — с одной стороны, дети, сбившись в кучу на деревянной скамье-ларе — с другой, а меж ними лампа бросала пятно желтого света, от которого темнота казалась еще темней. Фредерик опять стал вечерами пропадать из дому и напиваться в деревенском пабе. Иногда Ада брала на руки Нелл, как младенца, и они с мачехой глядели друг на друга через кухню, словно две королевы-соперницы. В этот вечер после порядочной свары Рейчел заставила Аду заняться чем-нибудь полезным, и та штопала чулки. Время от времени она поднимала голову и смотрела на Рейчел, как на пустой угол кухни.

— На что это ты уставилась? — наконец не выдержала Рейчел.

Ада фальшиво улыбнулась той самой улыбкой, от которой Рейчел всегда хотелось отвесить ей оплеуху, и сказала:

— Ни на чё.

Рейчел не отставала, и Ада ядовито ответила:

— Тока на неподобного онагра-телепня.

Рейчел уже достаточно знала дурацкий местный диалект, чтобы понять: ее только что обозвали глупой уродливой ослицей.

«На следующий год девчонка пойдет в люди, и делу конец», — подумала Рейчел. Была своего рода справедливость в том, что дочь Алисы Баркер будет чернить печку и выносить горшки. Рейчел успела возненавидеть тутошние места. Зеленые равнины словно давили ее — она тосковала по соленому запаху моря. Ей не хватало криков чаек, всепроникающей вони рыбы и кипящего китового жира, и если бы не Сэмюэл, она бы, пожалуй, собралась и уехала домой. Она теперь даже не знала, кого ненавидит больше — мужа или детей.

— Вам пора спать, — буркнула она, не глядя на них.

— Мож нам подождать, пока папка вернется из «Лисы и винограда»? — спросил Лоуренс слегка ноющим голосом, вечно раздражавшим Рейчел.

— Я сказала — пора спать, значит, пора спать, — произнесла Рейчел веско и размеренно, выпячивая челюсть после каждого слова.

Будь мальчик поумней, он бы догадался, что ей не терпится устроить свару.

— Почему?

Рейчел сняла ногу с люльки, потянулась через кухню, схватила мальчишку за волосы и притянула в пятно света от лампы, но, едва разглядев, испуганно ахнула и отпустила, словно волосы были раскалены докрасна. Дети столпились вокруг Лоуренса, разглядывая его с интересом: лицо мальчика было сплошь покрыто гневными алыми пузырями.

— Эт чума? — спросил Том, глядя на Рейчел.

Она с омерзением помотала головой:

— Нет, дурень, это ветрянка.

* * *

Кухонную печь топили щедро, и даже в два часа ночи угли на решетке еще светились красным. Ада слушала, как отбивают время — каждый час и полчаса — часы в корпусе красного дерева на каминной полке. Эти часы принадлежали матери еще до того, как она вышла замуж за Фредерика. Она их очень любила. Ада подкралась к двери и подняла щеколду, затаив дыхание, — вдруг скрипнет или брякнет. Она распахнула дверь пошире, так что холодный воздух ринулся в дом, приподняв край вязанной крючком дорожки на каминной полке и смахнув со стола обрывок синей оберточной бумаги. Но снаружи воздух был неподвижен и потрескивал от мороза. Ада была еще раскрасневшаяся и потная от ветрянки, и холод почти приятно обдавал кожу.

Огромная стылая луна висела над полями, окрашивая все синим светом. Иней на деревьях сверкал, словно сахарная глазурь. Ада загадала этой белой луне желание, единственное, которое осталось у них у всех, — чтобы Рейчел подохла, чтобы ее жирное тело сгнило и исчезло в земле. Она была все равно что один из зверей полевых, только это поклеп на зверей, потому что они — Божьи твари и не делают зла, а Рейчел, совершенно точно, дьяволово отродье.

Ада вынула из кармана серебряный медальон и открыла в лучах луны. Локон кудрявых волос при луне казался бесцветным. Она исчезла среди ночи. Она поцеловала каждого из них перед сном, как обычно, а утром оказалось, что ее нет, и только под подушкой у Ады остался маленький серебряный медальон, словно его положил туда призрак матери. В то утро Фредерик собрал их всех за столом и сказал, что их мать умерла. Он велел Аде варить кашу на завтрак, а сам пошел в деревню — искать кормилицу для маленькой Нелл, ругаясь по дороге: «Лучше б она эту срану мелку девку с собой забрала!» Ада не могла понять, как это мать умерла, не оставив тела. А если не умерла, то где же она?

Ада закрыла дверь — так же тихо, как прежде открыла, — и подкралась к колыбели.

— Что, Сэмюэл, по нраву тебе? Глотни холодненького, чтоб быстрей на тот свет.

Ребенок едва слышно засопел.

— А ты хилый кукушонок, как мамка тебя ни холь.

Ада медленно и решительно провела пальцем по толстой корке ветряночного пузырька, так что корка содралась и девочка топнула ногой, перемогая боль. Резко втянув воздух, она повозила пальцем в открывшемся из-под корки гное, сунула руку в люльку и помазала лицо ребенка, словно священник — миром.

— Ты что делаешь? — По каменному полу мчалась Рейчел в обширной ночной рубашке, как военный корабль под всеми парусами, пикирующий на несчастную жертву.

Ада подпрыгнула и машинально спрятала преступную руку за спину.

— Ничё, — сказала она, расплываясь в широченной улыбке.

— Маленькая лгунья! Не строй из себя невинного ягненка — отойди от люльки сейчас же!

Голос Рейчел все поднимался и поднимался — верный признак, что сейчас она впадет в невменяемую ярость.

— Если ты этого ребенка хоть пальцем тронула, я тебя на клочки разорву, поняла?

Сэмюэл в глубинах люльки едва слышно мяукнул, и Рейчел схватила Аду за руку и дернула прочь от люльки, одновременно выкручивая кисть, чтобы выхватить ее содержимое.

— Там ничё нет! — завопила Ада. — Токо моя рука — я ничё не делала — токо глянула, мне помстилось, что он кричал!

— Гляди ты, какая заботливая, — сказала Рейчел, вертя девочку так и сяк и обыскивая ее карманы, и Ада вдруг вспомнила про медальон и стала яростно выкручиваться, изгибаясь штопором, — подальше от шарящих рук.

— А это еще что, мадам? — Рейчел торжествующе воздела медальон. — Ну и ну! Я знаю, кто тебе это дал!