– В следующий раз, будь любезен, помалкивай, – жестко произнесла Маша.

– Да я хотел как лучше, – оправдывался Гришка. – И вообще мы, по крайней мере, быстро выяснили, что этот ребенок нам не подходит.

– А счастье было так близко, так возможно, – посетовала Настя. – Спохватись мы двумя днями раньше, добыли бы прядь волос именно девятимесячного ребенка.

– Ладно, – вздохнула Маша. – Пошли искать дальше.

– Если эти гуляют, то и другие тоже по идее должны, – отозвался Гришка.

– Молчал бы уж, знаток детей, – фыркнула Маша. – Их сейчас кормят и спать укладывают.

– Вот это мне было всегда непонятно, – пожал плечами Гришка. – Почему они в грудном возрасте столько спят?

– Они! – звонко расхохоталась Настя. – Можно подумать, ты был другим.

– Не помню, – ответил Гришка. – Так куда пойдем?

– Вспоминай, Машка, – обратилась к подруге рыжая девочка. – Где в нашем поселке еще могут быть дети?

Маша задумалась. Затем со словами: «Пошли, пошли» – решительно повернула направо. Вскоре ребята поняли, что она не ошиблась. Из дачи, к воротам которой их подвела Маша, доносился истошный рев.

– Шумный ребенок, – отметил Гришка.

– Во всяком случае, он, по-моему, беленький, – сказала Маша и отворила калитку.

– А ты хоть знаешь, кто тут живет? – спросила Настя.

– Примерно знаю, – последовал не слишком определенный ответ подруги. – Его бабушка общается с нашей бабушкой.

– Чья бабушка? – хотелось на всякий случай выяснить Гришке.

– Ребенка, – сказала Маша, но тут же поправилась: – Нет, пожалуй, этому ребенку она все же приходится прабабкой.

– А как ее зовут? – поинтересовалась Настя.

– Аглая Михайловна, – сказала Маша. По мере приближения ребят к дому рев все усиливался. Когда же они свернули за угол, им предстала такая сцена. На лужайке перед верандой стоял высокий детский стульчик, в котором сидел багровый от крика ребенок. Впрочем, он не совсем сидел, ибо руки, ноги и голова у него пребывали в постоянном движении. Вокруг ребенка суетилась сухонькая старушка в очках. Держа в одной руке мисочку, а в другой ложку, она тщетно пыталась накормить своего то ли внука, то ли правнука кашей.

Внук уворачивался и очень активно сопротивлялся.

– Данечка! Данечка! Тю-тю-тю! – засюсюкала старушка. – Погляди на свою бабулю. Что у нас бабуленька делает?

И, к немалому изумлению вновь прибывших, Аглая Михайловна принялась исполнять нечто среднее между лезгинкой и гопаком. Ребенок было умолк и замер. Однако стоило Аглае Михайловне набрать в ложку каши и поднести ее к Данечкиному рту, как тот резко изогнулся и заорал с утроенной силой. Ложка с кашей, скользнув по щеке, попала ребенку в ухо.

– Аи! Аи! Аи! – запричитала то ли бабушка, то ли прабабушка. – Вот беда-то! Испачкались!

Поставив на зеленую лужайку мисочку с кашей, она принялась вытирать Данечке ухо. Именно в этот момент Гришка спросил у девочек:

– А вы уверены, что его можно считать белокурым? По-моему, он скорее рыжий.

– Не очень рыжий, – возразила Маша.

– Во всяком случае, я рыжее, – тряхнула копной собственных ярко-рыжих волос Настя. – А этот скорее блондин.

– Вам виднее, – уступил мнению большинства Гришка. – Тогда давайте выясним, сколько ему лет, то есть, тьфу, месяцев.

– Ты только бабушку не спроси, сколько ему лет, – предупредила Настя.

– Этой бабушке, по-моему, уже все равно, – скорбно покачала головой Маша. – Она в полном ауте.

– Ой, ребятки! – наконец-то заметила посетителей Аглая Михайловна. – Как хорошо, что вы пришли! Сейчас мне поможете. А то отец с матерью в Москву уехали, а я с этим бандитом никак не справлюсь.

Данечка, завидев ребят, умолк. Они явно заинтересовали его.

– Что, не ест? – посочувствовала бабушке Настя.

– Может, ему сперва нужно сменить подгузники? – проявил неожиданную осведомленность Гришка. – Вы какими пользуетесь? «Хаггисами» или «Памперсами»? – очень кстати вспомнилась ему навязшая в зубах телереклама.

– Пес его знает, какими! – воскликнула доведенная до отчаяния Аглая Михайловна. – Но я только что проверяла. Данечка совершенно сухой.

– Тогда будем кормить, – деловито направился к ребенку Гришка. – Вернее, – посмотрел он на девочек, – я подержу его, а вы впихивайте кашу.

– Нет. Так нельзя, – воспротивилась бабушка.

– Можно и по-другому, – мигом сменил тактику Гришка.

Не успели еще девочки ничего сообразить, как он, подхватив с лужайки миску и ложку, приблизился к Данечке.

– За папу есть будешь?

Данечка, завороженно глядя на Гришку, разинул рот. Мальчик стремительно засунул туда ложку, полную каши. Ребенок задумчиво пожевал, затем сморщился и выплюнул кашу прямиком в улыбающееся Гришкино лицо. После чего вновь зашелся в свирепом реве.

– Ну и парень, – даже с некоторым уважением произнес Гришка.

– Ай-ай-ай! Как нехорошо! – подскочила к нему Аглая Михайловна.

Миг – и каша с Тришкиного лица была вытерта тем же передничком, которым чуть раньше вытирали Данечкино ухо.

– Давайте-ка лучше мы! – решили попытать счастья девочки.

Но куда там. Четверть часа спустя все было вымазано кашей. Однако стойкий Данечка не съел даже ложки.

– Он у вас просто не голодный! – наконец решительно заявила Маша.

– Но ведь мать именно в это время его кормит, – возразила Аглая Михайловна.

– Может, его уже надо пореже кормить? – спросила Маша и, воспользовавшись удобным предлогом, добавила: – Ему сколько месяцев?

– Да вчера девять исполнилось, – не слишком уверенно отвечала бабушка. – А может, десять. Ой, у меня уже ум за разум заходит. Никак не соображу, сколько. Во всяком случае, родился у нас Данечка в ноябре.

– Значит, девять, – не веря своей удаче, быстро подсчитали ребята.

Едва трое ребят это сообразили, как Данечка стал казаться им куда более белокурым, нежели прежде. Настя, Маша и Гришка переглянулись. Надо было во что бы то ни стало добыть у Данечки прядь волос.

– Отвлекайте ее, – улучив подходящий момент, покосилась Маша на Аглаю Михайловну. – А я попробую.

И девочка похлопала по карману, в котором лежали маникюрные ножницы. Настя и Гришка кивнули. Однако напрягаться им не пришлось. Аглая Михайловна вдруг, словно бы по заказу, воскликнула:

– Ах, я ведь суп на кухне поставила! Ребята, посмотрите минутку за Данечкой! Я сейчас!

Она кинулась в дом.