— Алесия Уителл? — спросила она, критически оглядывая две обнимающиеся фигуры, меня, и Клима.

— Да, — сказала я, сажая Клима обратно на диван.

Клим отёр тыльной стороной ладони испарину, выступившую у него на лбу.

— Вы невеста Эбрела Доньярта? — спросила меня Фелиция.

— Да.

По тому, как глаза Фелиции двигались туда-сюда, я поняла, что она разглядывает Клима, и пытается понять, что этот посторонний молодой человек делает в доме невесты Эбрела.

— Это Клим Зегзица, — представила я его Фелиции, — он пострадал при взрыве Нового шлюза.

— Да, я знаю, — надменно бросила Фелиция, — пусть остаётся. Он не помешает нам говорить.

Фелиция Сеславина, бывшая Эбрела Доньярта, смотрела на меня с экрана видеосвязи. Она была одета в бархатное платье густого вишнёвого цвета, корсаж платья туго обтягивал её талию, бретели, украшенные золотом и гранатами, ровно лежали на её красивых белых плечах. Она вообще была красивой, с крупными, правильными чертами лица, и светлыми глазами. Глядела она надменно.

— Я хотела поговорить с вами об Эбреле Доньярте, — сказала я Фелиции.

Фелиция в ответ слегка наклонила голову, и в её высокой причёске сверкнули гранатовые звезды.

— Я это уже поняла, — сказала мне Фелиция.

В её голосе промелькнуло что-то вроде насмешки.

– Вы ведь тоже были невестой Эбрела? — спросила я Фелицию, — можете рассказать об этом?

— А что вам рассказать? — холодно спросила она.

На самом деле, я хотела узнать, такое уж ли чудовище Эбрел, или, может, я как-то не так его понимаю, но прямо такой вопрос малознакомой женщине не задашь.

— Просто расскажите о нём. Я ведь ничего о нём не знаю, — промямлила я.

— Эбрел очень меня любил, — сказала Фелиция.

В голосе её была явная злость. Злость и страдание. Я потерялась окончательно, я совершенно не знала, как дальше продолжать этот разговор, но, к счастью, Фелиция заговорила сама.

– Эбрел влюбился в меня, — сказала Фелиция, — он долго меня добивался, дело шло к свадьбе. А потом в один прекрасный день, вернее, вечер, он объявил, что помолвлен с моей подругой. Но на ней он, при этом, тоже не женился. Её он бросил через неделю.

Не знаю, насколько давно произошли эти события, Фелиция об этом не сказала. Но в её голосе было столько горечи, столько страдания, что было ясно — для неё это все отнюдь не вчерашний день. Она всё ещё переживает этот болезненный разрыв с Эбрелом.

– А Севелен? Что вы можете рассказать о нем? — спросил её Клим, который, видимо, немного пришёл в себя.

И это был, на мой взгляд, очень хороший вопрос. Лучше было говорить о Севелене, чем мучить бедную женщину, заставляя её вспоминать предательство Эбрела.

– О Севелене? — пожала плечами Фелиция, — да что о нём говорить. Он всегда был хорошим мальчиком. Он прилежно учился, он был всегда очень способным. Он только наукой и занимался.

– Эбрел сказал, что он сумасшедший, — не удержалась я.

Потому что я запомнила Севелена отнюдь не «хорошим мальчиком». Хороший мальчик не стал бы выбрасывать меня в открытый космос. Хорошие мальчики не взрывают космических кораблей.

– Эбрел? — Фелиция окинула меня очередным холодным взглядом, — да, Эбрел мне тоже такое говорил. Но, я думаю, вы Алесия, просто не понимаете Эбрела.

И в голосе Фелиции чётко прозвучала ревность.

— Никакой Севелен не сумасшедший, — с нажимом произнесла Фелиция, — Эбрел никогда его сумасшедшим не считал. Эбрел очень любил Севелена, Севелену просто не повезло. Севелен всегда был поглощён наукой, он занимался регенерацией тканей и омоложением организма. Его считали очень способным. А потом его направили на практику в геронтологическое отделение Урана. Вы понимаете, какая там публика, вы ведь, Алесия, тоже на Уране выросли?

– Да, — кивнула я.

– В этом геронтологическом отделении лечились исключительно бывшие учёные. Старики и без того бывают капризные, а уж эти… И вот, в этом отделении была одна старая женщина, психолог с мировым именем. И она невзлюбила Севелена. Прямо таки возненавидела. Она всегда и всем его ругала, она клялась, что не успокоится, пока Севелена не вышвырнут из науки. А потом она умерла от сердечного приступа. В её возрасте это было неудивительно. Вот только Севелен присутствовал при её смерти, и он ей не помог. Он стоял рядом и смотрел, как она умирает, это чётко видно на записях с видеокамер. Стоял, смотрел, и никого не звал на помощь.

Что ж, это уже больше было похоже на того Севелена, которого я знала.

— Севелена Доньярта судили? — спросил Клим.

— Да, — ответила Фелиция, — родственники покойницы приложили все усилия, чтобы дело дошло до суда. Они уверяли, что Севелен специально изводил старушку, что он специально зазвал её в уединённое место и там довёл её до сердечного приступа, а потом дал ей умереть. Чего только не придумают люди…

— Севелена, получается, оправдали? — спросила я.

— Севелен, — сказала Фелиция, — сказал, что у него был шок, поэтому он не помог этой пожилой женщине. Подтвердить или опровергнуть это не смогли. Никакого наказания Севелен не понёс, но из науки его выперли. Не сразу, не явно, но институт ему закончить не дали, его завалили на всех экзаменах. Севелен хотел пойти работать, но по специальности его нигде не взяли. Это неприятно признавать, но организовал травлю Севелена мой отец. Я была резко против такого отношения, я считаю, что в науке вообще не надо разводить мораль. Но меня никто не поддержал. Только Эбрел. Эбрел очень оценил то, как я заступалась за Севелена, — с гордостью, с радостью в голосе поведала Фелиция, — именно так мы и познакомились. Эбрел очень заступался за Севелена, он очень его поддерживал. Он был единственным, кто от Севелена не отвернулся. Эбрел, хороший человек, Алесия.

Даже странно было, как усиленно Фелиция нахваливала мне Эбрела, ведь она явно ревновала его ко мне.

— Вам очень повезло, Алесия, — сказала она Фелиция, — что Эбрел вас любит. Если он действительно вас любит.

— Спасибо, что согласились поговорить с нами, — сказал Клим.

Фелиция насмешливо на него посмотрела, кивнула, и отключилась.

А я осталась стоять с мыслью, что Эбрел, оказывается, хороший человек. Правда, я не была уверена что можно доверять суждению этой влюблённой женщины, но всё же…

Я обернулась к Климу. Он сидел, бессильно прислонившись к спинке дивана.

— Может, тебе вернуться в больницу? — спросила я его.

— Нет, это просто слабость, — сказал Клим, — у меня уже все зажило, но после быстрой регенерации человек очень долго ощущает слабость.

— А Эбрел не ощущал никакой слабости. — вспомнила я, — он весь в шрамах, но ты же видел, какой он бодрый был сразу после взрыва.