«Господина Щербину, прибывшего рейсом из Парижа, просят подойти к справочному бюро».

Возле справочного его ожидал Александр Тиней – давний друг и коллега.

– Сашка! – заорал Щербина.

– Игорь! – воскликнул Тиней.

Друзья обнялись и по обычаю трижды расцеловались. Затем стали пристально рассматривать друг друга.

– Ты что, в парике? – спросил Тиней у Щербины, который, покидая СССР, уже был довольно-таки лысым.

– Нет. Мои… собственные.

Щербина дернул себя за волосы.

– Это как же? – недоверчиво спросил друг.

– Несложная операция. Метод пересадки. С затылочной части. Каждый волосок в отдельности…

– Надолго?

– Пожизненная гарантия!

– Да-а-а, – протянул Александр.

– Что – да?

– Ты изменился, – не то спросил, не то констатировал Тиней.

– Только в этом, Сашка, только в этом. – Игорь похлопал себя по макушке. – В остальном я все тот же оболтус!

– Тогда что ж мы здесь торчим?! – обрадовался Александр. – Поехали кутить! Цыгане ждут!

Когда Юрий Гордеев вошел в квартиру Тинея, где остановился Щербина, увидел в коридоре длинную батарею пустых бутылок из-под импортного пива, отечественной водки и в основном хереса – испанского и молдавского. Бутылки стояли вдоль одной из стен, оставляя достаточный проход.

В комнате, куда его проводил хозяин квартиры, было накурено и неубрано. Повсюду разбросаны предметы одежды – большинство с иностранными ярлыками. В дальнем углу валялся распахнутый дорогой кожаный чемодан, на подоконнике лежала груда итальянских карандашей, мастихинов и кистей всевозможных размеров и форм, одна на другой высились коробки с масляными и акварельными красками, цветными мелками, сухой и жирной пастелью, углем и сангвиной, стояли банки с пихтовым маслом и терпентином. На стенах висели натянутые на подрамники холсты без рам. Картины были написаны маслом и в разной манере. Некоторые из них, вероятно, принадлежали кисти Александра Тинея, а другие – творчество его приятелей.

Окинув комнату взглядом, Гордеев засомневался: получится ли у него разговор с Игорем Щербиной или нет. Судя по всему, здесь гуляли долго, шумно и с большим усердием.

– Не волнуйтесь. Фази, я имею в виду Щербину, уже в форме, – как бы угадав мысли гостя, сказал Тиней. – Игорь бреется и скоро предстанет перед вами. А за легкий беспорядок извините. Мы готовимся к вернисажу. Сегодня у Игоря открывается выставка. Событие, как вы понимаете, торжественное, ответственное и немного нервное, а в нашей стране – и вовсе редкое. Я бы даже сказал, что это его первая официальная выставка. «Спустя годы мировая слава художника Игоря Щербины наконец-то докатилась и до его родины». Так написано во вступительной статье к его каталогу. Это Ирочка Сапожникова постаралась. Искусствовед, каких еще поискать! Хотите посмотреть каталог?

Не дожидаясь ответа, Тиней наклонился и вытащил из разорванной пачки свежеотпечатанный каталог.

– Спасибо, – сказал Гордеев и стал рассматривать репродукции картин Щербины.

Листая каталог, Юрий понял, какой запах вместе с табачным дымом щекотал его ноздри. Это был запах свежей полиграфической краски.

Все то время, пока Гордеев находился в квартире, до него доносилась музыка, шум льющейся воды и звон посуды. Эти звуки доносились из кухни, где, по всей видимости, кто-то наводил после бурных гулянок порядок.

– А вот и я! – услышал позади себя Гордеев. – Извините, что заставил ждать.

Гордеев обернулся. Игорь Щербина был тщательно выбрит и хорошо пахнул, явно чем-то французским.

– Может, пройдем на кухню? – предложил Тиней после того, как Гордеев и Щербина обменялись рукопожатием. – Там наверняка уютнее.

На кухне действительно было хотя бы чище. Их встретила стройная и интересная женщина. Она протирала цветным полотенцем вымытую посуду и расставляла ее в подвесном кухонном шкафу.

– Это Юрий Гордеев. Адвокат нашего друга – Феди Невежина, – представил женщине гостя Игорь Щербина.

– А это – Каролина. Моя половина, – в свою очередь представил женщину Александр Тиней.

– Каролина – моя половина! Тиней, да ты поэтом стал!! – удивился Щербина.

– С такой женщиной и бревно станет поэтом, – парировал Тиней.

– Ну вот, не успел приехать, а уже чувствую в ребрах острый локоть друга, – усмехнувшись, заметил Щербина.

– Не обращайте на них внимания, – сказала Гордееву улыбающаяся Каролина. – Художники как дети.

И, повернувшись к Щербине, она закончила:

– Конец цитаты!

– Это фраза моей жены, – пояснил Щербина.

– Садитесь, Юрий, – сказала Каролина. – От этих оболтусов вы приглашения не дождетесь.

Тиней и Щербина виновато опустили головы.

– Кофе нальете сами, когда сварится. А я пойду займусь комнатой. Здесь я уже навела порядок, – сказала Каролина и покинула кухню.

«Очень хороша!» – отметил про себя Гордеев и сел на свободную табуретку.

Щербина приглушил стоявший на подоконнике переносной магнитофон. В кухне стало тихо, и они услышали, как в электрической кофеварке булькает кофе.

– Эдик, как у тебя со временем? – спросил Невежин.

– А в чем дело?

– Есть предложение посетить мастерскую одного очень талантливого художника. Сегодня у него день рождения и там будет много интересных людей.

– Но я с ним не знаком.

– Вот и познакомишься.

– Но меня никто не приглашал.

– Ерунда. К нему можно и без приглашения. Тем более со мной.

– Опять же без подарка…

– Эдик, я не знал, что ты такой зануда! Купим вина. Это лучший подарок.

– Ин вино веритас?

– Именно. «Истина в вине» – это одна из его любимых крылатых фраз.

– И моя тоже.

– Вот видишь. Ты уже заочно вписался в его круг. Если у тебя нет никаких дел, не упрямься. Идем, там будет интересно, не пожалеешь.

С бутылками портвейна, завернутыми в газету «Вечерняя Москва», они вошли в единственный подъезд бетонной высотки, стоявшей одинокой свечой среди подрастающих новостроек в районе Чертанова.

Поднявшись на последний жилой этаж, преодолели еще два лестничных пролета и остановились у двери, обитой оцинкованной жестью. Из-за нее слышались голоса и звуки музыки. Рядом с дверью располагалась кнопка звонка, под которой висела табличка с надписью: «Звонить или стучать».

– Лучше стучать, – сказал Невежин. – Все, наверно, на крыше. А звонок слышен только в мастерской.