ним теперь, — закончил я.

Лилия все это время пристально смотрела на меня, пытаясь понять, моих ли это рук дело. Я сохранял невозмутимость, не подавая и намека.

— Насколько нужно быть тщеславным, чтобы сделать такое, — я смотрел вперед, внимательно слушая каждое ее слово. — Знаешь, не совсем понимаю, почему я согласилась с тобой встретится, но сейчас вижу, что ты…, — на секунду она прервалась. — Забудь. Давай зайдем, возьмем кофе.

Я согласился и мы пошли в ближайшую кафешку. После прошли оставшийся путь, обсуждая сторонние вещи. Я рассказал про работу и что из интересного только вызов в участок. Она же вышла замуж за врача, с которым познакомилась, когда ходила на процедуры. Начала увлекаться выпечкой, что в какой-то момент переросло в маленький бизнес. А после забеременела, и на время пришлось забыть о интересах.

Мы так заговорились, что не заметили, как вернулись откуда начали. Лилия сразу повернулась ко мне и сказала:

— Знаешь, мне было приятно поговорить с тобой за столь долгий промежуток. Но, так или иначе, желаю тебе уда…

Я прервал ее, дабы опередить не желательный конец. И не обращая внимание на произносимые ею слова, начал говорить:

— У меня помимо работы есть небольшое кофе. Через неделю: я, Саша, Марк, Анфиса. Собираемся встретиться. Если есть желание, то буду очень рад увидеть там и тебя?

За всю встречу, Лилия наконец, показала искреннюю эмоцию, которой не проявляла доселе. Но она резко собралась и ответила:

— Хорошо. Я подумаю, через несколько дней дам ответ. Устроит?

— Да, — ответил я.

Я протянул ей руку. Она пожала ее и ушла в свою сторону.

Глава двадцать первая

“… — Вы считаете, что это совершил серийный убийца или это разные люди?

— Пока ничего не могу вам сказать, но эти три инцидента, скорее всего связанны. В ином случае, зачем всем троим нужно было подбрасывать тела.

— Понял вас. А как вы думаете, что за мотив у этого человека или людей? Это может быть месть, обида или здесь прослеживается гедонистическая цель?

— Также пока не могу сказать, только предположения. Но все версии прорабатываются.

— Спасибо за ответы. С нами был глава комитета…”

Я выключил двигатель, достал ключ и чуть повернулся.

— Это был скорее риторический вопрос. Пойти в парк, знаешь ли, — сказал я.

— Да брось, я тоже люблю парки аттракционов. Ну то есть любил до нашего знакомства. Чего ж не вспомнить старые воспоминания. А они как-раз начали работать, — сказал Никита.

— Я конечно здесь по немного другой причине, — сказал я.

— Да знаю. Лучше чем кто либо, — быстро ответил он.

— Окей, пойдем тогда, — закончил я. Закрыл машину и мы направились ко входу.

Внутри парка многое еще закрыто и только подготавливалось к работе, но некоторые ларьки и машины уже можно было посетить. Осматривая окружение вокруг, Никита резко начал говорить:

— Ох, навивает воспоминание. Помню подобные места. Вроде просто гуляешь, наслаждаешься прогулкой, запахами еды. Попкорном, особенно сильно выделяющимся на фоне всего остального. И вот в одним момент, — он дернул рукой, будто поймал муху в кулак. — Глаз цепляется за мужичка, отбившегося из общего потока. И настроение приобретает иной окрас. Теперь ты сконцентрирован на определенной цели, мыслях. Думаешь, что он будет делать дальше. Что ты будешь делать дальше, — Никита повернул голову на меня. — Милан, ты ведь понимаешь? А слава. Сколько после было славы. Ты тоже о похожем задумывался, правда ведь?

Я же осматривал проходящих мимо людей. Одни смеются от сказанной шутки, другие что-то покупают в ларьке, а дети так вовсе бегают в догонялки. Как вдруг, на секунду в глазах немного помутилось.

— Ты сказал слава. Думаю, я понимаю, но по-своему. Слава никогда не может погибнуть, какой бы она не была. Той, что тогда или имеющаяся прямо сейчас. Ибо дело, давшее ей начало, останется навсегда сохранившись за тобой, даже если ты не дашь ничего нового. Слава зависит от того, какой человек в сравнении. Твои же слова: “Глаз цепляется за мужичка, отбившегося из общего потока. И настроение приобретает иной окрас”. Действия, реакция создает ее. И какой они будут, такой и будет твоя слава. Поэтому, в сущности, она может быть относительной. Так что и ценность ее может быть относительной. Ценится не слава, а то, чем ты ее заслужил, — я достал руку из кармана и почесал лоб. — А касаемо прошлого… Задумываюсь, как никогда. Ты даже себе представить не можешь. И началось это, наверно, лет девять назад.

— Главное, что мы живем ради себя самих — в себе и для себя. Может, купим чего? Вроде как это одно из для чего ходят в подобные места, — сказал Никита.

Мы подошли к ларьку и сделали заказы. Я взял латте, а Никита капучино. После недолгого ожидания продавец отдал мне латте и Никитин капучино.

— Вот ваш кофе, — сказал продавец устало.

— Мой, тот, что в правой. Другой его, — сказал я, показывая на Никиту.

На что продавец сделал удивленное лицо, смотря на него.

— Ладно уж, ты ближе находишься, — сказал Никита.

Я возмущенно забрал стаканчик, и мы отошли в сторону.

— Пошли, что ли дальше пройдемся, — сказал я.

Отдал кофе, и мы направились дальше по парку. Через какое-то время, в тишине, попивая латте, Никита снова начал говорить:

— А этот парень, по-сути ищет счастья. Возможно, у него есть девушка или он студент. Копящий деньги на подарок или покупку диплома. Чем он отличается от нас с тобой? Мне кажется, ничем.

Я выбросил стаканчик в мусорку и засунул руки обратно в карманы. Наверно, то помутнение в глазах, появилось из-за погоды.

— А чем отличается мать, бьющая ребенка на людях. От матери, лелеющей своего вокруг людей? Да ничем. Обе хотят вызвать лишь одобрения окружающих. Убедить себя, что они поступают правильно, не смотря на способ. Так и здесь. Не важно как и для кого. Важно, удовлетворяет ли его это. Счастье — как важнейшее подпитка для гордости и тщеславия. У людей эти качества имеются в достатке. При том развиты они как раз у большинства, обладающих какими-либо данными для приобретения счастья. Но счастье может быть и вторичным, превратиться в таковую. Подобно тени, туману или озадаченности. И поэтому важно не само наличие счастье, а большую ценность должен иметь путь к этому счастью.

— Он сможет дойти до него? — спросил Никита.

— Возможно, оно уже превратилось в тень. Смотря на лицо, облитое усталости и потерянности, — я поправил руки в карманах. — Нет, скорее уже стало, но как давно, знает лишь он.

Неожиданно мне стало