В нашем мире Макаров настаивал на продолжении похода отряда Вирениуса на восток, но Алексеев, в целом разделяя такую позицию, не дожал этого через голову ГМШ. В итоге Рожественский и Авелан добились возвращения всех его кораблей на Балтику. Отсутствие реальной поддержки наместником было воспринято Макаровым как личная обида. Затем ответ – снятие с «Севастополя» Чернышова, старого соплавателя Алексеева. Кстати, поделом: за аварию, когда при входе на рейд столкнулись и получили повреждения два броненосца. И понеслось. Но не надолго… До гибели Степана Осиповича при взрыве «Петропавловска».

Хоть Вадика так и надирало, ему хватило ума и осторожности не сболтнуть комфлоту о личном скромном участии «лекаря с “Варяга”» в разрешении «проблемы отряда Вирениуса». Алексеев тогда спросил Банщикова, в чем Руднев видит смысл заставлять броненосец и три крейсера, способные значительно усилить наличные силы в Артуре и Владивостоке, или неизбежно отправящуюся на Дальний Восток вторую эскадру, раздергивать лишний раз свои машины. А это естественная цена за ловлю купцов. В ответ Вадик, скромно потупясь, сказал, что хоть побудительных мотивов Всеволода Федоровича и не знает, но имеет смелость предположить, какой может быть реакция британской биржи на известия о русских крейсерах, досматривающих и топящих британские же торговые пароходы. После чего попутно изложил свои мысли об организации против Японии биржевой войны…

Логика и неожиданно широкий охват проблематики войны со стороны столь юного офицера заметно подняла его в глазах наместника. И сам не любитель Великобритании, Алексеев так загорелся идеей, что теперь за эту часть плана Петровича Вадик мог быть спокоен. «А молодежь-то моя широко мыслит!» – подвел черту под этим вопросом наместник. Только бы Петрович теперь выполнил свою самую рискованную часть плана, действительно захватив «Ниссин» и «Кассугу». Вот на это уж точно будет такая биржевая реакция…

Кроме того, Вадик рассчитывал, что высказанные им Евгению Ивановичу опасения о том, что главная угроза для России сейчас не столько в успехе или неуспехе той или иной морской операции, сколько в вопросе налаживания переброски, снабжения и развертывания сухопутных сил, помогут избавить Макарова от излишней мелочной опеки со стороны наместника. Поддержал его и Бок, согласившись с тем, что высадка в Корее значительной массы войск объективно свидетельствует о намерениях японцев вскоре вторгнуться в Маньчжурию с более дальним прицелом, чем перерезать коммуникацию с Артуром. И с учетом полномочий и решительности Алексеева именно от него во многом зависит, как скоро армия будет готова решительно противодействовать планам неприятеля.

В завершение разговора Вадик попросил у лейтенанта Бока какой-нибудь штабной экземпляр макаровской «Тактики», которую собирался почитать в дороге. И тут оказалось, что книга эта имеется лишь одна! У контр-адмирала Витгефта… Свой же экземпляр адъютант наместника дал пролистать кому-то из флаг-офицеров Старка, и он был благополучно «зачитан». Посетовав на то, что не удосужился предметно изучить ее раньше, Вадик вскользь упомянул про мнение Руднева о том, что каждый офицер флота обязан знать ее как «Отче наш». Похоже, что Алексеев намотал на ус эту как бы невзначай брошенную фразу.

Впоследствии, когда Макаров прибыл в крепость и, сетуя на идиотский отказ из-под шпица в духе «экономии» и борьбы с «непредусмотренными расходами», попросил его разрешения напечатать доптираж «Тактики» непосредственно во Владивостоке, возражений в штабе наместника не возникло.

Одним словом, в том, что, в отличие от Куропаткина, с Макаровым адмирал Алексеев в итоге сработался, несмотря на особенности темпераментов и характеров того и другого, был и скромный вклад младшего лекаря с «Варяга», что было отмечено товарищем морского министра и зятем премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина, контр-адмиралом фон Боком во второй книге его нашумевших мемуаров, увидевшей свет в 1924 году.

В ней Борис Иванович особое внимание уделил становлению личностного альянса будущих канцлера Российской империи, Главнокомандующего Российского Императорского флота, начальника ГМШ и морского министра. Альянса, столь много значившего для России, как в последние предвоенные годы и в ходе Великой войны, так и для определения того выдающегося места, которое со дня ее окончания по праву занимает наша Родина в мировом сообществе.

Из книги воспоминаний Б. И. фон Бока «Записки адъютанта». СПб. Типография «Голике и Вильборг», 1908

Завтрак у наместника

Второго октября 1903 года, сменяя в полдень дежурного адъютанта при наместнике его величества на Дальнем Востоке, я был изумлен, когда он передал мне, что с минуты на минуту должен прибыть из Японии наш посланник барон Розен и что адмирал Алексеев приказал провести его незамедлительно в кабинет.

Это известие своей неожиданностью вызвало мое крайнее удивление. С введением наместничества адмиралу Алексееву были переданы все дипломатические переговоры с Японией, Китаем и Кореей, для чего была создана в Порт-Артуре дипломатическая канцелярия под управлением Плансона. Всякий приезд наших посланников из упомянутых стран был заблаговременно известен. За ними посылался один из крейсеров, а скучающие артурцы по таким случаям устраивали пышные приемы, как на эскадре, так и в городе. Поэтому было ясно, что приезд барона Розена связан с какой-то таинственной целью.

Незадолго до часу посланник прибыл, и я проводил его в кабинет наместника. В этот день в Артуре было особенно тихо, потому что накануне начались соединенные маневры армии и флота, и все суда и войска ушли из крепости. Как будто он был вызван именно в этот день, чтобы не возбуждать в городе лишних разговоров о его приезде.

В час был завтрак, на котором, кроме наместника и Розена, присутствовал только я. Продолжая начатый в кабинете разговор, наместник сказал барону Розену, что его доклад только укрепил в нем уверенность в неизбежности войны. Уверение генерала Куропаткина, посетившего незадолго до этого Японию, в неподготовленности японцев к войне адмирал объяснял полным незнакомством генерала с японцами.

– Наиболее для меня ценным, – сказал наместник, – являются донесения большого знатока японцев, капитана 2-го ранга Русина, которые всегда только подтверждают мое мнение о неизбежности войны. По лихорадочной деятельности их флота, пребывающего в постоянных упражнениях, слишком очевидна их подготовка к войне с нами.

Как бы в ответ на это, у нас, под давлением министра финансов, ввели вооруженный резерв, выводящий наши суда на много месяцев в году из строя. Далее наместник жаловался, что на его донесения о неизбежности войны Петербург остается глухим. Когда он недавно просил об увеличении кредитов на плавание судов эскадры, для сокращения пагубного вооруженного резерва, то получил не только отказ, но и предупреждение, что с приходом на восток для усиления флота новых боевых судов срок вооруженного резерва должен быть увеличен, так как кредиты для плавания судов останутся без изменения.

– В результате моему штабу вместо подготовки к войне приходится разрабатывать вопрос, насколько, из-за экономических соображений Минфина, нашим судам придется сокращать плавания. Из последнего доклада адмирала Витгефта я вижу, что броненосцам и крейсерам с будущего года возможно будет плавать четыре месяца в году, а миноносцам лишь один. Эта экономия погубит боеспособность флота. Не может быть боевого флота без упражнения в маневрировании и артиллерийской стрельбе.