«А ведь к этой самой решетке через год могут прилипнуть комки мозгов расстрелянных гвардейскими драгунами питерских рабочих. И будут они такого же розового цвета, как отблеск адмиралтейской иглы. Если все покатится так, как один раз уже произошло». Вадим с трудом отогнал от себя неожиданно нахлынувшие мрачные «воспоминания о будущем»…

Справа от себя он обнаружил массивный, украшенный искусной резьбой и фестонами камин, сложенный из белого крымского камня. В камине весело потрескивали березовые полешки, согревая все обширное помещение императорской библиотеки и создавая ощущение покоя и домашнего уюта. Две еще не зажженные люстры на длинных подвесах мерцали таинственными переливами пламени, отражавшегося в горном хрустале.

Но библиотека поражала не только своим убранством. По периметру трех внутренних стен стояли шкафы, наполненные множеством книг. Такие же точно шкафы находились и над ними, на антресолях, огражденных резными перилами искусной работы. «Пожалуй, это все прочесть – никакой жизни не хватит. Не Ленинка, конечно, но для одного-то читателя… Вау!»

На антресоли вела выполненная с ними в едином стиле двухмаршевая лестница. Судя по всему, отделка потолка, ряды книжных шкафов и сами антресоли были сделаны из красного дерева, приятно контрастировавшего по цветовой гамме с широкими, идеально подогнанными и ошлифованными дубовыми досками пола. Неподалеку от лестницы находился большой стол с лампой под зеленым абажуром. Ее желтоватый свет падал на большую карту, придавленную с двух сторон парой книг: очевидно до этого она была свернута в рулон…

Из-за стола навстречу вытянувшемуся по стойке смирно и отдавшему честь Банщикову поднялись трое. Двое – из роскошных, обитых темным бархатом под цвет красного дерева кресел. Оба в парадных мундирах, при палашах, орденах и адмиральских эполетах. Третий – с обычного рабочего стула, украшением которому служила лишь резная спинка.

Невысокий, ладный. В скромной форменной тужурке с погонами каперанга на плечах и единственным Владимирским крестиком в петлице.

Как предупредил Банщикова заранее Гейден, адмиралами были командир гвардейского экипажа контр-адмирал Константин Дмитриевич Нилов и генерал-адъютант императора граф Николай Николаевич Ломен. Вадик хоть и видел их на фотографиях в «том» времени, но лиц совершенно не запомнил. Зато капитан первого ранга был ему известен. Очень и очень хорошо.

Скромная, доброжелательная улыбка в густые усы. Мягкий, но несколько отрешенный взгляд огромных лучистых глаз… «Блин, так ведь можно подумать о глазах женщины, но никак не мужчины» – усмехнулся про себя Вадик. И этот взгляд… Нет, не отрешенный все-таки. Так смотрят иногда на забавляющихся котят или щенков. С легкой снисходительностью, благожелательным интересом, даже каким-то ласковым умилением. И при этом еще с чуть заметным, практически неприметным, как крохотная изюминка на огромном торте, ощущением превосходства сапиенса над милой и занятной зверюшкой. От которой ему достаточно просто отвернуться, чтобы забыть о ее существовании. Навсегда…

«Господа, делайте ваши ставки!» – пронеслось в мозгу. Мысль эта, полная решимости, азарта и упоения риском, была скорее мыслью Михаила Банщикова, чем Вадима Перекошина.

* * *

Царь внешне невозмутимо выслушал рассказ о бое, только пару раз уточнив у Вадика заинтересовавшие его небольшие детали и накоротке обменявшись по ним мнениями с Ниловым и Ломеном. Чего, собственно, и следовало ожидать, ведь рапорты и наместника, и Банщикова он прочел в день их получения. Но вот вручение младшим лекарем «утонувшего» крейсера личного послания от адмирала Алексеева застало и самодержца, и всех здесь присутствующих несколько врасплох. Николай даже приподнял в недоумении правую бровь, что на секунду придало его лицу довольно растерянное, если не сказать комичное выражение.

Однако о причинах такого неожиданного и удивительного доверия своего генерал-адъютанта к Вадиму он распрашивать не стал, ограничившись сдержанным выражением благодарности и заверением, что, как и просил Евгений Иванович, он прочтет письмо сразу после завершения этого разговора. Хотя и невооруженным глазом видно, что сей факт вызвал у Николая Александровича некий живой интерес.

Процедура вручения Георгия 4-й степени, требовавшая от него не более чем заученной рутинной улыбки и стандартных фраз, могла стать чем-то более занятным…

«Неужели решили присмотреться ко мне повнимательнее, ваше величество? Хотите еще интересненького? Его много есть у нас. Для вас. Вот только присутствующие здесь ваши адмиралы для этого разговора совершенно лишние. Да и душка граф Гейден тоже. Увы… Что же делать-то с ними? Всю ведь малину портят, ей-богу. Надо выкручиваться как-то».

Однако для того чтобы вот так запросто предложить самодержцу выпроводить за дверь парочку-троечку его придворных и переговорить наедине, Вадику не хватило ни духу, ни ощущения нужного градуса заинтригованности у Николая. А рисковать быть изгнанным из дворца «с волчьим билетом» за бестактность не хотелось совершенно.

После вручения ордена, иконки от имени императрицы и поздравлений Николай, явно давая понять, что аудиенция подходит к концу и что сейчас лекарь Банщиков, скорее всего, последний раз в своей жизни может лицезреть рядом с собой батюшку-царя в столь интимной обстановке, сообщил, что адмирал Нилов займется вопросом устройства дальнейшей его службы. После чего с милой, чуть грустной улыбкой осведомился:

– Михаил Лаврентьевич, может быть, у вас имеется какая-либо отдельная просьба к нам? Или пожелание? Не стесняйтесь, пожалуйста…

– Благодарю вас, ваше величество! Простите, но такая просьба действительно есть. Помните, в тех телеграммах, что я вам отсылал из Шанхая, были указаны даты гибели «Енисея» и «Боярина»? – Вадик вытащил из внутреннего кармана запечатанный сургучом конверт.

– Да, что-то там было про это. И еще что-то не совсем понятное, про охоту на зайцев… Хм… У вас еще одно послание?

– В некотором роде, государь… А можно ли сейчас попросить найти те телеграммы?

– Прямо сейчас? Боюсь, что нет, Михаил Лаврентьевич. Да и зачем это? – чуть заметно улыбнулся Николай.

По сдержанным улыбкам окружающих и короткому смешку Нилова Вадим понял, что, по-видимому, допустил некую бестактность. Да и в самом деле, откуда ему было знать, что император всероссийский не имел ни личного секретаря, ни референта, а с корреспонденцией и другими деловыми бумагами всегда работал сам? И он, лекарь Банщиков, только что ничтоже сумляшеся попытался отдать распоряжение самому царю… Но тушеваться и комкать беседу было совершенно немыслимо, и Вадик продолжал напирать:

– Вы случайно не обратили внимания, государь, что о гибели «Боярина» я вам написал если не до того, как он погиб, то уж точно до того, как информация о его гибели могла дойти до Шанхая?

– Нет… Но позвольте, ведь если… То как же тогда вы узнали? – озадаченно протянул самодержец всея Руси. – И разве такое вообще возможно?

– Я обязательно вам объясню, почему это стало возможным, ваше величество. Чуть позже. Но сначала, если позволите, про зайцев…