отложила в сторону, намереваясь ответить на него в выходные, поскольку понимала, что если попытаюсь сейчас, то он получит лишь цепочки цифр да еще и непонятные ему символы.

Во втором конверте оказался счет за электричество. В следующем – счет за телефон. Они отправились в стопку рядом – ими я займусь сегодня же, но чуть позже.

Далее мой взгляд привлек тяжелый белый конверт, который прямо-таки вопил о том, что в нем – приглашение.

Мы получили изрядное количество приглашений от разных людей, желающих на своей вечеринке лицезреть доктора Йорка. Он был в центре внимания на каждой пресс-конференции, где разъяснял конкретные задачи каждого из наших проектов и частенько вычерчивал мелом на классных досках траектории движения наших космических кораблей, да делал это так доходчиво, что понимал его почти каждый. Повторять подобное на званом сборище для Натаниэля было, очевидно, просто утомительно, и мы от всех приглашений обычно вежливо отказывались.

Но… Но на конверте с этим приглашением отправителем значился сенатор Уоргин. Я знала его жену, Николь Уоргин, которая во время войны, как и я, была пилотом «ОС». А сенатор Уоргин был ярым сторонником доктора Мартина Лютера Кинга-младшего. Я надеялась, что сочетание его прогрессивных политических взглядов и интересов его жены позволит ему с пониманием отнестись к моим собственным жизненным устремлениям.

Я вскрыла конверт и вытащила тяжелую белую карточку. Текст на ней гласил:

«СЕНАТОР КЕННЕТ Т. УОРГИН С СУПРУГОЙ ИМЕЮТ ЧЕСТЬ ПРИГЛАСИТЬ ДОКТОРА И МИССИС ЙОРК НА ЗВАНЫЙ УЖИН, КОТОРЫЙ СОСТОИТСЯ СЕДЬМОГО АВГУСТА В ПОЛОВИНЕ СЕДЬМОГО ВЕЧЕРА».

Я крутанулась на своем стуле.

– Натаниэль?

У него были закатаны рукава рубашки, и он вдохновенно натирал картофелину маслом.

– Что такое?

– Сенатор Уоргин и его жена приглашают нас на ужин седьмого числа. Следует ли мне ответить положительно?

Он, кладя следующую картофелину на поверхность кухонной стойки, решительно мотнул головой.

– Забыла, что ли? До следующего запуска – всего лишь неделя. Следовательно, седьмого я буду основательно измотан.

Я встала рядом с ним и оперлась о стойку.

– Быть измотанным – твое естественное состояние.

– Твое, замечу, тоже.

Он схватил очередную картофелину и принялся натирать ее поверхность маслом. Мышцы на его предплечьях при этом красиво перекатывались, а на левом запястье блестела маслянистая капля.

– Верно… – Я опустила указательный палец правой руки в масляную полоску на разделочной доске и провела им по внутренней стороне его руки вверх. – Так же верно и то, что ужин для нас тем вечером приготовит кто-то другой.

– Но мне придется вести там остроумную беседу.

– Вовсе не обязательно. Да и никто и не ждет от тебя остроумия. Ведь ты же у нас, неужели позабыл, освещаешь вполне солидную космическую Программу.

Он засмеялся, а затем наклонился и поцеловал меня.

– Почему ты избрала именно этот ужин?

– Раньше я летала с Николь Уоргин. – Я встала позади Натаниэля, провела обеими руками по его грудной клетке, наклонилась к нему. – И… И я надеюсь, что у сенатора вдруг, да и возникнут здравые мысли относительно того, что для основания колоний все же необходимы женщины.

– Ага. Твои помыслы мне стали понятны.

Он, все еще держа картофелину в руке, крутанулся в моих руках. Старательно держа свои перепачканные маслом руки подальше от моей одежды, поцеловал меня сначала в щеку, затем – в основание подбородка и наконец принялся торить дорожку своими поцелуями по моей шее вниз.

Между вздохами мне все же удалось из себя выдавить:

– Да и ты на званом ужине вполне бы мог использовать выдавшийся нам шанс. Попытался бы аргументированно убедить сенатора в том, что человечеству в ближайшее время просто необходимо покинуть родную планету.

– Ну что ж… Резоны в твоих умственных построениях, считаю, имеются. Так что быть посему. Но все же учти, что я окажусь на том званом ужине уже порядком измотанным. А прямо сейчас, знаешь ли, неплохо бы уже отправить картошку в духовку. Не возражаешь?

Смеясь, я отпустила его талию и, отступив на шаг, согласилась:

– Разумеется. Я вовсе не намеревалась отвлекать тебя от дел.

Он, наклонившись, открыл дверцу духовки, выдвинул противень и аккуратно разложил на нем картофелины, а вырвавшийся оттуда теплый воздух шевельнул прядь его волос, и я вновь позавидовала сама себе.

До чего же мне повезло! Ведь я за ним замужем!

Жар от заранее разогретой духовки, казалось, немедленно согрел всю нашу квартирку.

Натаниэль выпрямился, развернулся на месте и пяткой захлопнул дверцу духовки. Провел все еще блестевшим от масла пальцем линию вниз по моей шее и произнес:

– Полагаю… Полагаю, что раньше чем через час картофелю покидать духовку негоже.

– Да неужели? – Мое дыхание стало быстрым и жарким. – Станем тем временем обсуждать все «за» и «против» званого ужина?

Его палец продолжил свой путь и, скользя по воротнику моей рубашки, достиг верхней пуговицы.

– Да что нам тот ужин? Мы же – здесь и сейчас.

– Полностью с тобой согласна.

13

ЛЕБУРЖУА УСТАНОВИЛ КОСМИЧЕСКИЙ РЕКОРД

Человечество, несомненно, спасут колонии в космосе

ГЕНРИ ТАННЕР

Специально для «Нэшнл таймс» КАНЗАС-СИТИ, штат Канзас, суббота, 13 апреля 1956 года

Подполковник Жан-Поль Лебуржуа установил еще один рекорд, пробыв на орбите кряду более четырех суток и продемонстрировав тем самым возможность человека работать, нормально питаться и спать в условиях космоса. Это достижение для Международной Аэрокосмической Коалиции стало совершенно необходимым дальнейшим шагом для претворения в жизнь ее амбициозной Программы, направленной на покорение человеком в ближайшем будущем космического пространства.

Николь Уоргин сидела на подлокотнике дивана в своей гостиной, и в бокале ее было шампанское, произведенное еще до падения Метеорита. Гостиная вокруг нас была заполнена сливками общества: мужчины все до единого были в смокингах, а дамы – в дорогущих вечерних платьях. В ушах, на запястьях и шее у каждой блистали драгоценные камни; и все наслаждались едой, какую по продовольственной книжке век не заполучишь. На Николь тоже было великолепное переливчато-зеленое платье, а на шее бриллиантами сверкало непомерной цены ожерелье. Любой ее сразу бы счел светской львицей…

Счел бы, если бы только до его ушей не донеслись ее речи:

– Итак, механик поклялся, что мой «Хелкэт»[11] полностью годен к полету, да только едва я набрала высоту в шесть тысяч футов, как стрелка на индикаторе, отображающем текущий уровень топлива, вдруг свалилась в ноль. Двигатель тут же чихнул и увял.

– А вы были уже над океаном? – Миссис Хайбер в смятении прижала руку к груди.

Ранее она неустанно потчевала нас историями о