Он шагнул назад, пропуская запоздавшего покупателя, и Малдер закрыл за собой дверь. За человеком в синей клетчатой рубахе и джинсах он прошел между штабелями товара к старомодному деревянному прилавку с весами для кормов и прочими эзотерическими приборами, прямо хоть сейчас готовых в передачу «конкурс старины».

Но дальше за грузным владельцем ему идти не пришлось, поскольку тот быстро залез за прилавок и исчез где-то в подсобных помещениях. Оттуда раздался его голос:

— Так чего тебе надо, сынок?

— Хотел бы узнать, нет ли у вас ветеринарного транквилизатора под названием ацепромазин…

— Есть, конечно. — Он вынырнул за прилавок с пачкой бумаг в руке. Прищуренное лицо стало недоверчивым: — Это если у тебя рецепт есть.

— Нет.

— Тогда извини.

Малдер полез в задний карман, и владелец, предположив, вероятно, что сейчас ему предложат взятку, оглядел покупателя с выражением, где смешались подозрительность и жадность — в потрясающе равных дозах, будто две уравновешенные чаши весов.

— Это ты брось, сынок…

— Мне его не нужно, — сказал Малдер. — Я хотел бы знать, не случалось ли вам продавать этот препарат вот этому человеку.

Он вытащил сложенную ксерокопию фотографии Янки Дацишина с водительских прав и протянул владельцу. Тот было протянул за ней руку, как вдруг зазвонил телефон.

— А, черт, — добродушно бросил он, идя взять трубку. — Я ж так никогда не уйду отсюда…

Малдер остался ждать возвращения хозяина. Слышно было, как он говорит по телефону, но Малдер не мог разобрать о чем, да и не старался. Он лениво отметил свет фар подъезжающей машины за окном: подъезжало что-то крупное, и Малдер выглянул посмотреть.

Это был старый пикап с навесным ножом. Водитель выключил двигатель и вылез из кабины, и это был тот самый подозреваемый, что сбежал от него на стройке.

Янка Дацишин собственной персоной.

Когда владелец магазина кормов и товаров для животных Том Гиббонс вышел из своего офиса, то молодого приезжего не было, а ждал его другой покупатель, виденный уже раньше — здоровенный такой мужик с прямыми темными волосами и мордой не более дружелюбной, чем у питбуля.

— А этот куда девался? — спросил Гиббонс у последнего покупателя.

— Который?

— Ну, человек, который тут вот сейчас был!

Но незнакомца нигде не было видно.

Янка Дацишин, которому было решительно наплевать, только пожал плечами и стал называть нужные ему предметы.

Через некоторое время, вытащив из магазина несколько мешков и закинув их в грузовик, русский снова сел в кабину и уехал в снежные сумерки, уже переходящие в ночь. Он не заметил, что белый «форд», стоявший перед магазином, когда он подъехал, исчез.

А когда снегоочиститель поехал от магазина прочь, Малдер на «таурусе» выехал из переулка и поехал следом, сохраняя дистанцию.

На этот раз гаду не уйти.

Погруженная в глубокую почти до физической боли тоску, Дана Скалли шла по коридору в каком-то подобии транса. На пересечении коридоров перед ней прошел отец Ибарра, кивнул ей одобрительно на ходу, но ничего не сказал и скрылся. Вроде бы проплыли мимо две монахини, улыбнулись и кивнули, но это было так, будто реальность сменилась сном.

Но она резко к этой реальности вернулась, когда посмотрела в конец коридора, на открытую дверь палаты Кристиана Фирона, где стоял у кровати мальчика отец Джо, в больничном халате и босой, наклонившись над ребенком.

Скалли дала с места полный газ, и эта тревожная картина стала яснее, и это не был сон, а кошмар наяву: бывший поп возле кровати ребенка, смотрит на него, и рука поднята будто в благословении, но наверняка не благословение, а что-то иное, жутко даже думать…

Полная убийственного гнева ворвалась Скалли в палату.

— Прочь от него! Прочь немедленно!

Но приглядевшись, она с облегчением увидела, что просто отец Джо гладит мальчика по лбу, и несчастный ребенок с бритой перевязанной головой ему улыбается. И все равно Скалли схватила священника и дернула прочь.

— Убирайтесь! Убирайтесь отсюда!

Отец Джо повернулся к ней — и ей показалось, что теперь он в трансе или притворяется.

— Я только… — начал он.

— Ты сволочь! — прошипела она злобно, верхняя губа подтянулась вверх, открывая зубы. — Ты гад и псих!

Бывший священник качал головой, и выражение лица у него было как у жертвы, не у хищника.

— Нет, нет. Вы не поняли. Я только…

— Нет! — отрезала она. — Ничего не желаю слышать!

Чего она желала — так это вытащить его за шиворот из палаты и излупить до бесчувствия, но в коридоре уже собиралась толпа — сестры, монахини, пациенты, — и этот вариант отпал.

Мальчик на кровати слабо улыбнулся — был он похож на птенчика, выпавшего из гнезда.

— Все хорошо, доктор Скалли. Он ничего плохого не сделал, он хороший. Грустный, но хороший.

Ангельский голос мальчика проколол пузырь ее напряжения, но все равно еще ярость вскипала внутри, а отец Джо просто стоял как статуя, оглушенный вспышкой Скалли. Потом он медленно сказал:

— Этот мальчик — ваш пациент…

Вопрос? Утверждение? Скалли уставилась на него, и заинтересованность на миг смирила гнев.

— Кто вам это сказал? — спросила она в упор.

— Никто, — ответил он, едва заметно пожав плечами.

— Тогда какого черта вы делаете в этой палате?

— Я здесь уже был…

Она обернулась к мальчику:

— Этот человек приходил к тебе раньше, Кристиан?

— Нет, доктор Скалли.

Она резко развернулась к отцу Джо.

— Вы никогда здесь не были. Так что не надо…

— Я здесь раньше был.

— Что?

Простота и уверенность его интонаций могли бы почти убедить ее в его искренности, но она слишком разъярилась, чтобы видеть в нем кого-либо, кроме шарлатана и растлителя малолетних.

— Здесь, в этой палате. — Он говорил странным голосом, не моргая, будто все это только сейчас было у него перед глазами. — Вы и этот мальчик. Все это случилось. Это все случилось до того…

У Скалли голова пошла кругом, она не могла найти слов. О чем он, черт побери, подумала она, но ни одним словом не спросила его. Она стояла и смотрела прямо перед собой, пока не вошли двое охранников больницы и не встали сзади, как подкрепление — как оно, собственно, и было.