Проверяю дурацкие двери еще раз, но они по-прежнему заперты. Каким бы ни был пароль, это не «0027» и не «двадцатьсемь».

Окончательно расстроившись, поднимаюсь на лифте обратно в Больницу и — заперев дверь, как обещала Старшему, — пялюсь в мятый листок до тех пор, пока не засыпаю.

Впервые за много дней мне снится Джейсон, мой парень с Земли. Во сне мы с ним на той вечеринке, где впервые встретились. Я точно помню, что на ней было очень шумно, все смеялись и танцевали, но во сне почему-то вижу только сигаретный дым и идиотов, которые опрокидывают на меня красные пластиковые стаканчики с пивом. Когда мы с Джейсоном встречаемся на улице, начинает капать дождь, но это не романтический теплый летний дождь. Он резкий, холодный и колючий. Папа бы сказал «полило как из ведра». Капли жгут кожу и попадают в глаза.

— Я люблю тебя, потому что ты не будешь со мной, — отстранившись, говорит Джейсон.

— Ты был у меня первым во всем, — отзываюсь я.

Но он качает головой.

— Не во всем.

Не успеваю я удивиться, в чем же он не был первым, как Джейсон меня целует.

Поцелуй выходит неловкий, мокрый и неприятный. Мы сталкиваемся зубами, а его язык у меня во рту бьется, будто рыба в предсмертных судорогах.

Отпрянув, я понимаю, что меня целует не Джейсон, а Лютор.

— Тебе не сбежать, — говорит он.

Я пытаюсь вырваться, но тело застывает. Лютор все ближе. Его рот кривится в широкой ухмылке, демонстрируя черные, гнилые зубы. Хочу закричать, но не успеваю — его губы прижимаются к моим.

Барахтаясь в одеяле, я просыпаюсь. Лицо все влажное — то ли от пота, то ли от слез. Выбравшись из кровати, бросаюсь в ванную и умываюсь холодной водой, успокаиваю дыхание от крика, который так и не вырвался у меня из горла во сне.

Не в силах перестать трястись, вцепляюсь ладонями в раковину. Из зеркала на меня смотрит незнакомое лицо. Красные глаза, потрескавшиеся губы, бьющий через край испуг. Противно признавать, как сильно Лютор меня пугает. Обхватываю себя руками и крепко сжимаю. Почему я так его боюсь, хотя он фактически ничего мне не сделал? Разве «почти» — достаточная причина для страха? Да.

Стены сжимаются. Хочется бежать, но страшно — кто знает, что прячется в темноте, там, где одни только коровы и овцы и никого, кто услышал бы крик о помощи?

Все это меня адски бесит.

Дело не только в Люторе, хотя он — основная проблема. Дело и в том, какими глазами на меня вчера смотрели в Городе. В том, что некоторые до сих пор вздрагивают при виде меня, вот как Лил, мама Харли. В том, что придется терпеть такое отношение до конца жизни, и шансов что-то изменить у меня не больше, чем запустить двигатель корабля. Я не могу ничего сделать ни со своей внешностью, ни со своим происхождением, и поэтому они никогда не станут считать меня своей.

Быстро одеваюсь — так быстро, что путаюсь в платке и приходится заматывать его заново. Время настолько раннее, что едва ли кто-то уже встал, но лучше не рисковать. В последний раз проверив, что найденный вчера список надежно упрятан в карман, я открываю дверь, выхожу из Больницы и бегу по тропе. За несколько шагов до гравтрубы включается солнечная лампа, на мгновение ослепляя. Нажимаю на кнопку вай-кома и активирую гравтрубу.

Поднимается ветер, и какое-то время я размышляю, не проще ли спрыгнуть с платформы и просто позвать Старшего спуститься ко мне. Выскользнувшие из-под платка волоски дрейфуют в воздухе. Ветер все усиливается, и на волю вырываются уже целые пряди. Они тянутся вверх множеством крошечных рук. Мгновение пальцы ног у меня еще на земле, а пятки уже парят, и тут — «фух!» — меня засасывает в трубу. Зажмуриваюсь. Не хочется смотреть, как уровень фермеров уменьшается и уносится вдаль. Только когда ветер стихает, а под ногами оказывается уровень хранителей, я открываю глаза.

Пытаюсь пригладить шарф на волосах, потом сдаюсь, срываю его и запихиваю в карман куртки. Все равно от Старшего прятать волосы не надо.

Уже собравшись позвать его, я вдруг осознаю одну вещь.

Впервые за три месяца я начала день не с визита на криоуровень, к родителям.

Я проснулась, чувствуя себя одинокой, расстроенной и опустошенной… и пришла сюда.

Прямо к Старшему.

Как Виктрия пришла к Ориону.

Орион во мне ошибся. Мне спокойно только рядом со Старшим. Только с ним я — дома.

На уровне хранителей стоит тишина. Какой дурой я буду себя чувствовать, если окажется, что Старшего тут нет. Но в какой-то момент, по дороге через Большой зал, до меня вдруг доносится тихое похрапывание. Дверь спальни Старшего открыта. Я заглядываю внутрь.

Во сне его лицо выглядит юным и совсем не таким жестким, как в разгар вчерашнего хаоса. В комнате чисто мальчишеский бардак: везде валяется одежда (даже несмотря на то, что у него есть устройство, которое стирает автоматически и моментально). Легонько пахнет мускусом — это не совсем запах Старшего, но ассоциируется с ним. Окажись я в любой точке Вселенной с завязанными глазами, я опознаю его комнату по одному этому запаху.

Перешагиваю через кучу одежды и сажусь на краешек кровати у него в ногах. Матрас прогибается, и Старший тут же открывает глаза.

— Эми, — говорит он сонно, с теплой улыбкой в голосе, протягивая гласные так, что мое имя кончается на долгое «ми-и-и». — Эми! — восклицает он сразу же следом, резко садясь на кровати. — Какого… как ты… почему ты тут?

Ухмыляюсь.

— Смотри, что я нашла. — Бросаю ему список из криокамеры. Старший сонно тянется за ним, и это движение наводит на мысли о кошках.

— Что это? — спрашивает он, пробегая листок глазами.

— Список всех военных на криоуровне. Я сверила с официальными записями. — Старший смотрит недоуменно, и я добавляю: — Это новая подсказка от Ориона мне… нам.

Старший смотрит в бумажку, задумчиво хмуря брови.

— Прошлая подсказка была «сложи».

— Ага. Я посчитала — в списке двадцать семь человек. Но ни цифрами 27, ни словами кодовые замки не открываются.

Не знаю, чего я ожидала от Старшего — что он вдруг вспомнит еще про какую-нибудь запертую дверь на борту или что волшебным образом посчитает фамилии и получит не двадцать семь, но он только мычит и подталкивает бумажку обратно ко мне. Потом встает с постели, и, когда простыня соскальзывает, я вижу, что штанов на нем нет. Только трусы-боксеры, сшитые из тонкого белого полотна и гораздо более короткие и узкие, чем те, что носили на Земле. Кажется, я беззастенчиво пялюсь. Поднимаясь сюда и садясь к нему на кровать, я как-то не думала о том, что на нем будет надето… но теперь…

Старший смеется, на губах его пляшет хитрая ухмылка.

— Ох, да заткнись уже и надень штаны! — говорю я и швыряю в него подушкой.

Мы идем обратно к гравтрубе в учебном центре — Старший уже одет, но щеки у меня по-прежнему пылают. Он нажимает на кнопку вай-кома, потом поворачивается и протягивает мне руку.