— Компромат? — встрепенулась я.

— Да. Все мы не без греха, знаете ли, — замялся Графченко. — Уж не знаю, каким образом к Кронштадтскому попала эта информация, но он много чего знал. Мне грозил не просто административный штраф, а небо в клеточку на ближайшие лет пять… В общем, он вынудил меня согласиться. И я сыграл пятиминутную роль отца Дмитрия Графченко и передал совершенно незнакомому мне человеку подлинные документы купли-продажи, заверенные печатью. Вот только печать на тот момент была уже недействительной. Две недели назад я заявил в полицию об утере кейса, где среди прочих вещей была якобы и официальная печать. Ее действительность тут же аннулировали и выдали мне новую, — закончил рассказ Леонид Яковлевич.

Я помолчала немного, подумала и спросила без особой надежды:

— И вы совершенно ничего больше не знаете ни про Антона, ни про Митю? Ничего, что бы помогло их найти?

— Антона я видел всего два раза в жизни — сначала в поезде, потом в Тарасове. Митю я видел лишь несколько минут, когда он был в этом кабинете вместе с вами. Фактически вы присутствовали при всем нашем разговоре. После вашего ухода он просто отдал мне диск с компроматом, сказал, что мы с ним в расчете, и ушел.

— Ох… И где же мне теперь искать этого паршивца Митьку вместе с миллионами, которые я ему отдала? Наверняка он сбежал вместе с Антоном! — я пригорюнилась больше прежнего. — Представляю, как смеялся надо мной Кронштадтский, когда Митька рассказывал ему, как я примчалась посреди ночи с деньгами!

Я обхватила щеки ладонями и закачалась из стороны в сторону — разве что не взвыла от осознания масштабов свалившегося на меня горя. Я не только оказалась неразумной пособницей в деле обворовывания Марка Полонского, над которой, должно быть, уже надорвали животики со смеху Антон и Митька. Помимо этого, я еще и с треском провалила дело Саврасова по поимке Прохора Федосеева. В то время как я, глупая, подозревала, что Федосеев — это Марк Полонский, за моей спиной разыгрывалась совершенно иная, куда более крупная партия! Должно быть, Кронштадтский — действительно просто фанатичный игрок: отобрать бизнес у Графченко за игорным столом для него было слишком просто — он хотел чего-нибудь поинтереснее, с привлечением актерского таланта Митьки и пылкой натуры Евгении Охотниковой.

А быть может, он просто понимал, что даже самый азартный предприниматель всегда сохраняет хоть каплю здравого смысла и рисковать своим делом, ставя на игорный стол акции своей компании или договор о купле-продаже, никогда не будет. Зато такой же точно до мозга костей аферист, как и сам Кронштадтский, не упустит шанса урвать куш побольше — на то и был весь расчет. Стоило поманить его липовым договором, как Марк Полонский с охотой променял деньги на целый ресторанный бизнес. Только теперь до меня дошло, какую же сложную сеть плел все это время Кронштадтский. Ведь все его слова, все поступки были направлены на то, чтобы в конечном счете выманить миллионы Марка в обмен на липовые документы, якобы сулящие владельцу огромный и преуспевающий бизнес. Вся эта легенда о том, что мы с ним прибыли из Польши, попытка обмануть Марка в карты (ведь Антон наверняка знал, с кем имеет дело!), затем кутеж по тарасовским игорным домам — и в итоге знакомство с Митенькой Графченко. И ведь как ловко этот аферист обстряпал дельце! Сам про Леонида Графченко ни разу не соврал: любовь к азартным играм, бизнес, намечающаяся сделка в приморском городе. Это я принесла весть о том, что Графченко срочно уезжает из Тарасова, я сообщила, что фактически завершать сделку остается Дмитрий, что у него на руках заверенный печатью договор. Я искренне и убежденно делилась всей информацией со своими партнерами. Не играя, а от души я жалела Митьку, когда он метался по номеру и рыдал, прося возможность отыграться. Начни я притворятся или врать — и такой матерый психолог, закаленный годами жизни и игрой в покер, как Марк, сразу почуял бы фальшь.

Как же я допустила все это? Только теперь я поняла, что Кронштадтский вовсе и не собирался знакомить меня со своим боссом. Он нашел меня и предложил устроить пробную работу только ради одного: чтобы я помогла убедить Марка Полонского в том, что вся эта мастерски спланированная афера — реальность. И теперь в этой реальности я оказалась у разбитого корыта: Антон и Митька сбежали с деньгами, Прохора мне не видать как своих ушей. Мало того, я оказалась единственной, с кем хочет и может свести счеты обозленный до чертиков Марк Полонский. Дура! Какая же я дура!

— Дура вы, Женя, ей-богу, — словно угадав мои мысли, произнес Графченко. Но сказал он эти обидные слова так беззлобно, что я чуть не заревела от жалости к самой себе. — Совестливая, оттого и дура. Антона и Митю вы теперь днем с огнем не сыщете. А на мою помощь, уж простите, не рассчитывайте.

— Я и не рассчитывала на вашу помощь, — шмыгнув носом, ответила я. — Спасибо хотя бы за то, что рассказали правду.

Я поднялась из кресла и, не прощаясь, пошла к выходу. Остановившись уже у открытой двери, помедлила и обернулась, чтобы все-таки сказать напоследок:

— А Митьку и Антона я все равно найду.

Мне отчего-то очень хотелось, чтобы мужчина, оставшийся сидеть в высоком кожаном кресле, знал это.

Из кабинета главы сети ресторанов «Каре» я выходила, полная решимости отомстить гнусным обидчикам. Но чтобы кому-то мстить, нужно сначала этого кого-то найти. А где могут сейчас находиться Антон и Митька, я не имела ни малейшего понятия. Возможно, эти негодяи притаились на какой-нибудь съемной квартире на окраине города, где можно спокойно разделить полученные деньжата и переждать бурю. И тогда выход один — закинуть удочку во все известные картежные притоны: рано или поздно они все равно объявятся — и тоже ждать. А может быть и такое, что они уже мчат на другой конец страны — с этаким барышом им все нипочем! В этом случае можно воспользоваться старыми связями во всех инстанциях и попробовать пробить поезда и самолеты, покинувшие Тарасов сегодня между семью и двенадцатью часами. Но на выяснение всех данных и на проверку каждого пассажира уйдут недели, а я должна вернуть деньги Марку Полонскому уже завтра. В общем, ни первый, ни второй варианты меня не устраивали. Как вернуть Полонскому четыре миллиона, было тоже неясно. Даже если предположить, что я каким-то фантастическим образом соберу и завтра отдам ему эту сумму, то как потом стрясти эти деньги с Антона и Митьки? Да и не собрать мне таких денег. Конечно, кое-какие сбережения у меня имеются, но даже если обналичить все счета, то нужной суммы все равно не наберется.

Я еще долго сидела в машине, думала и гадала, так и эдак прикидывала все возможные варианты, но в конце концов взяла телефон и просто набрала номер Саврасова. Пожалуй, впервые в жизни я не могла решить свои проблемы сама.

До семи вечера у Стаса было совещание с каким-то представителем столичной прокуратуры. Так что встретиться со мной он смог только тогда, когда по асфальту поползли длинные тени, на город опустились сумерки, а с неба заморосил серенький мелкий дождик. На улицах запестрели разноцветные зонты: люди спешили после рабочего дня по домам, тесно толпились на остановке, семенили по тротуарам. Я сидела в дешевой закусочной, приютившейся на первом этаже жилого дома, точно напротив центрального входа в Следственный комитет, где работал Саврасов, жевала малосъедобный гамбургер и глотала давно остывший кофе — это был мой завтрак, обед и ужин за весь сегодняшний день. Но я и не была голодна: казалось, что вместе с чувством реальности происходящего меня одновременно покинуло желание есть, спать и думать. Так что еду я заказала только для того, чтобы иметь возможность занять столик, смотрела осоловелыми глазами в окно, а в голове не было ни единой мысли. Я даже не следила за временем. Только по тому, как нахлынул в кафе шумный поток посетителей, а потом снова опустела большая часть столиков, я догадалась, что рабочий день закончился и плавно перетек в вечер.