Месье вовсе не предавался печали из-за утраченных надежд. Несмотря на все его пороки, он был добр, великодушен и не завидовал положению брата.

Но Мадам была жестоко уязвлена. Отныне позиции королевы настолько усилились, что можно было назвать это полной победой. Если прежде Генриетта чувствовала себя соперницей королевы, то теперь ей просто необходим был реванш. Мадам во что бы то ни стало должна была родить сына: кто знает, не станет ли он, воспитанный такой умной и тонкой матерью, как она, со временем счастливым конкурентом своего двоюродного брата и не отберет ли у него корону? Много месяцев в отсутствие возлюбленного Гиша Мадам лелеяла эту мысль в ожидании счастливого события, которое, возможно, возместит с лихвой ее поражение.

Увы, двадцать седьмого марта 1662 года Генриетта произвела на свет девочку.

– Бросьте ее в реку! – воскликнула она в истерике.

Ничего подобного сделано не было, к счастью, и прелестная принцесса Мария-Луиза прожила достаточно долго, чтобы стать королевой Испании.

На этот счет, правда, имеется сразу несколько версий. Некоторые, уверенные в том, что Месье неспособен оставить потомство, утверждали, что ребенок был дочерью самого короля. Подозрения эти основывались на якобы услышанном ими коротком диалоге между юной принцессой и Людовиком XIV, когда Мария-Луиза узнала о своем предстоящем браке с королем Карлом II Испанским.

Недовольная будущим замужеством, а испанский король и правда был малопривлекателен, она упрекала монарха в том, что он дурно обошелся со своей племянницей, на что тот ответил:

– Лучшего я не сделал бы для своей дочери!

Как бы то ни было, а Месье стал отцом троих детей, которых была вынуждена «подарить» ему Генриетта. По-видимому, несмотря на все его замашки, брат короля все же был способен к деторождению, ибо никто больше не сомневался в его талантах, с тех пор как после смерти Генриетты он женился на принцессе Пфальцской, Софии-Шарлотте[49]. Принцесса оказалась умной, но абсолютной лишенной женственности, она любила пиво, кислую капусту и частенько обращала ироничный и проницательный взгляд на окружение своего зятя. Плодом этого союза стал регент[50], которого уж точно никто не считал незаконнорожденным.

Тремя своими беременностями Мадам, как ни странно, была обязана скорее ненависти, чем любви. Каждый раз, когда Месье был уж слишком недоволен поведением супруги, он немедленно награждал ее ребенком, наблюдая с тайным удовлетворением, как после очередных родов, которые у нее всегда проходили тяжело, она все больше теряла здоровье и красоту. Мадам же получала удовольствие от того, что отбивала у супруга одного за другим его фаворитов. Место отсутствующего Гиша вскоре занял волнующий и опасный граф де Вард. В союзе с графиней де Суассон он осмелился написать королеве Марии-Терезии подложное письмо на испанском языке, якобы пришедшее из Мадрида. Волей случая Ла Молина, камеристка Марии-Терезии, заподозрила неладное и отнесла это письмо королю, ярость которого нетрудно представить, ибо в послании описывались его любовные похождения с Лавальер.

Как следствие, Вард был помещен в Бастилию, к большому недовольству графини де Суассон, его любовницы. Бывшая фаворитка короля Олимпия Манчини, ставшая графиней де Суассон, для спасения Варда не погнушалась воспользоваться перепиской графа де Гиша с Мадам. Манчини рвала и метала, поклявшись «укоротить нос» проклятой принцессе и, завладев одним, крайне неосторожным, письмом Гиша к любовнице, немедленно показала его королю. В письме говорилось следующее: «Ваш боязливый деверь – напыщенный бахвал. Как только вы окажетесь в Дюнкерке, мы добьемся от него всего, чего пожелаем…» (Гиш уговаривал принцессу навсегда покинуть Францию и остаться в Англии.) Мадам, чтобы выручить друга, в ответ раскрыла королю подробности «испанского письма», обвинив графиню де Суассон и Варда, который продолжал настаивать на своей полной невиновности, укоряя весь белый свет.

На этот раз оскорбленный король нанес мощный удар: Гиш и госпожа де Суассон были высланы из страны, мадемуазель де Монтале брошена в тюрьму, а Вард был лишен всех титулов и заключен сначала в Монпелье, а затем в Эг-Морт. Что касается Мадам, она утешилась в объятиях очередного фаворита своего мужа – красавца принца де Марсильяка. Месье взревел от бешенства и… жена его тут же оказалась брюхатой, в то время как принц обрел нового сердечного друга в лице шевалье де Лоррена.

Младший отпрыск дома Гизов был красив как бог, но никогда еще при дворе не появлялся человек столь зловредный и опасный. Ревнивый, завистливый, полный желчи и злобы, вынашивающий коварные планы с тщательностью алхимика, он скрывал за ангелоподобной внешностью и самыми прекрасными на свете белокурыми волосами свою черную и порочную натуру.

Каким бы тот ни был, Месье его обожал и, забыв прежних фаворитов, больше и дня не мог без него обходиться, хотя шевалье вел себя как тиран, ничуть не стесняясь. Впрочем, к женщинам он не питал отвращения. Долгие годы Лоррен был любовником мадемуазель де Фьен, он даже преследовал настойчивыми ухаживаниями Мадам, и, как утверждали злые языки, не без успеха. Они утверждали это с такой наглостью, что оскорбленный Месье на сей раз встал на сторону жены, которую оклеветал в присутствии всего двора граф де Грамон, дядя Гиша. А поскольку Людовик XIV не наказал Грамона по той простой причине, что граф лишь исполнил монаршую волю, дабы отомстить принцессе за ее пренебрежение к Лавальер, Филипп Орлеанский и сказал своему царственному брату несколько слов, столь резких и нелицеприятных, что тот «ощутил запах пороха» и понял: мягкий и любезный Месье мог не сегодня завтра превратиться в свою полную противоположность и взбунтоваться.

Мадам была признательна супругу за мужественное поведение, и, возможно, все бы в их хозяйстве наладилось, если бы в дело не вмешался шевалье де Лоррен.

Подобно всем самовлюбленным честолюбцам, он сразу становился врагом тех, кто не отвечал на его амурные притязания. Получив отказ Мадам, он возненавидел ее, хотя и продолжал в душе ею восхищаться. И он решил воспользоваться первым же представившимся случаем, чтобы очернить ее в глазах Месье.

Но постепенно способность к борьбе начала покидать Мадам. Рождение троих детей – Марии-Луизы, Филиппа (умершего в двухлетнем возрасте) и Анны-Марии, которая станет королевой Сардинии, серьезно сказалось на ее здоровье, которым она никогда не могла похвастаться. Болезнь тела сказалась и на состоянии духа. Принцесса утратила веселость и нередко предавалась грусти. Частые недомогания привели к тому, что она с трудом переносила Месье, неутомимого в поиске наслаждений, и еще хуже – шевалье де Лоррена, который, кажется, был наделен особым талантом отравлять ей жизнь. Надо заметить, что она не выносила и фавориток короля, так как на смену робкой Лавальер пришла высокомерная де Монтеспан, которая отныне заправляла жизнью во дворце с неслыханной наглостью.