Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но последние деньги вышвыривают на хорошие шмотки. На салоны. И пропуски в элитные рестораны или ночные клубы.
Специально. Чтобы зацепить. Подцепить себе богатого любовника.
Чтобы не разовой подстилкой оказаться. Потому что разовые, они… Хм… Поначалу взлететь могут, это да. Не одну такую знаю, у которой ночь стоит, как скромный автомобиль. Но! Все прекрасно понимают, у кого мозги есть. Это ненадолго. Год. Два. Ну, пять, это если совсем красавица и такая мастерица, что пар из трусов валит от нее!
А дальше все по накату. По наклонной.
Мерзкие болезни, а куда без них? Алкоголь. Или особые клиенты, после которых переломы и разрывы лечить надо.
Пару лет, и кроме дешевой трассы такую кудесницу уже ничего не ждет.
И те, что с мозгами, это понимают.
Потому и корчат. Корчат из себя недотрог изо всех сил. Не показывают, в каком гадюшнике живут. Знают ведь. Если это увидят, больше пары сотен баксов никто за ночь и не даст!
Стараются укрепиться. Зацепить. Распалить интерес и желание.
Да. Мы, мужики, простые и понятные.
Охотники. Нам дичь, что сама в руки падает, ни разу неинтересна.
Нам надо загонять. Рваться вперед. Побеждать остальных соперников!
Чем сложнее получить свой трофей, тем дороже потом его ценишь!
И для таких вот бабочек, это реально единственная возможность. Квартиру себе нажить. Машину. Бизнес какой-нибудь. И связи, которые двери открывают. Потому как без связей, хоть с деньгами, а бизнес не пойдет. Сожрут тебя. Сожрут и не подавятся. Так, что еще такая залетная птичка и должна останется. И по баблу и телом тоже. Отрабатывать придется.
Может, этим и объясняется та картина, от которой до сих пор глаза кровью наливаются?
Когда застал куклу прижатой к стене у сопляка Степанова?
В недотрогу играла и с ним, как и со мной?
Шмотки, кстати, брендовые нацепила.
В доме стены глядишь, упадут, а туда же. Все в упаковку собственную вкладывает.
Злюсь!
Пламя разгорается. Сжигает меня со всех сторон!
Чего церемонится?
Да просто взять ее! Нагнуть! Прямо на кухне!
Глядишь. И полегчает.
Безумие это испарится! Вышибет его из меня!
А дальше. Дальше просто уйти. Вернуться к делам, которые забросил.
Прав Дикарь. Марат. Давний друг, с которым мы не миллиарды считали, а сожранное дерьмо напополам с пылью и ударами.
Совсем с катушек слетел. Не тем занимаюсь. Бабки, куда ненужно, безумные вышвырнул. Врагов себе нажил на ровном месте, где интерес правильный вырисовывался!
Выпущу пар. Удовлетворюсь, наконец. И в себя приду.
А ей… Ей здесь сидеть придется. До самых родов. Мне и видеть ее совсем необязательно!
Кого-то приставлю к ней. Чтоб питалась и там все по медицине правильно проходила. Дам отступные, какие назовет или что сам решу. Заберу ребенка. И видеться больше вообще ни разу нет смысла!
Просто…
Черт!
Снова кулак дергается в стену.
С трудом удерживаюсь, чтобы опять не громыхнуть.
Малая ж там спит. Будить не хочется! Вот только за нее нужно было сладкую конфетку ремнем наказать!
Совсем на малышку наплевать, что ли?
Носится по кабакам, пока ребенок непонятно с кем время проводит! По офисам всяким и по отелям!
А я таких глаз насмотрелся.
И вокруг. И в зеркале.
Знаю, что с малышней бывает, когда их опека забирает.
Детство из них очень быстро уходит. Так быстро. Что даже взрослыми его уже и не вспомнят.
Волчатами становятся. Те, кто выживает.
Кого подмять и сломать не получилось.
А такие редкость!
Мы-то с Дикарем, с Маратом, почти взрослыми уже попали в детдом. По сколько? По двенадцать нам было.
Выгрызать приходилось не только каждый кусок хлеба. Каждый вздох и свободу приходилось выгрызать.
Переломанными ребрами.
Выбитыми зубами.
Валяясь в карцере и выплевывая из себя собственную кровь.
А про девчонок! Про девчонок вообще думать и вспоминать не хочется!
Их век там совсем недолгий! Толпа. И никаких прав. Кто не пойдет на эту мерзость, проживет недолго. И мало кто защищать бросится. Сумасшедших и самоубийц нет. Голодная до всего пацанва сразу растерзает!
Матерюсь сквозь зубы.
Опека над ребенком явно не самая лучшая идея при моем раскладе.
Но как увидел, что ее забрать хотят. Так сразу и накрыло. Пеленой красной. Яростной. Все, что пережить и перевидеть пришлось, встало.
Потому вопрос не стоял. Даже не думал. Других вариантов нет.
Не развратной конфетке я сестру сохранил. А ей. Малышке. Самую жизнь!
Опускаю голову под ледяные струи.
Заставляю себя отогнать воспоминания, что въелись глубже татуировок Дикаря. В потрохах сидят.
Что делать с конфеткой?
Даже не знаю!
Только в моей она власти!
Понимаю это. Понимаю на все сто! Вся моя сейчас! С потрохами! И хвостом больше не вильнет! Хвост я ей уже таки прищемил!
Обматываюсь полотенцем.
Выхожу из ванной. Прямо в кухню.
Прислоняюсь к косяку, наблюдая за ней.
Хлопочет. Стоит над плитой. Лицо раскраснелось.
Выпуклая часть пониже спины так и просится в руку…
Таня
Вздрагиваю, когда он появляется на кухне.
Бесшумно. Но каждой клеточкой чувствую, ощущаю его присутствие.
Воздух накаляется. Искры начинают полыхать. Жалить. Колоть. Отдаваться ударами, вспышками тока на кончиках пальцев!
Еле сдерживаюсь, чтобы снова не подпрыгнуть. Как тогда, когда из ванной раздался мощный удар. И не разбить снова чего-нибудь из посуды!
Внутри все сжимается.
Ноги сами по себе сдвигаются на максимум. Так, что даже больно становится!
И почему –то там оказывается какая-то странная пустота. Перемешанная с жаром. С какой-то странной пульсацией, от которой вмиг накатывает слабость.
– Ох…
Выдыхаю и тут же прикусываю губу, когда наконец заставляю себя обернуться.
Солодов стоит в расслабленной позе, прислонившись в косяку двери.
На нем совсем нет одежды!
Только белоснежное махровое полотенце, обернувшее бедра так низко, что я вполне могу рассмотреть убегающую вниз черную полоску жестких волос.
Резко отворачиваюсь, шумно сглатывая.
В горле пересохло до ужаса.
Пальцы сами по себе резко, до боли впиваются в ручку плиты.
А перед глазами так и стоит эта картина!
Мощное тело. Торс, играющий накаченными кубиками. Мышцы, перекатывающиеся под кожей.
А кожа у него почти золотая.
И капельки воды, стекающие прямо по черной дорожке волос… Косые мышцы бедер, едва прикрытые полотенцем.
О, Боже!
Тут есть, от чего накалиться воздуху!
От одного его жара и присутствия мой ужин вмиг мог бы покрыться хрустящей золотой корочкой! А после и вообще. Сгореть!
И я себя сейчас чувствую именно так!
Как… Будущая еда, почти пронизанная