— Извини, что помешала, — удрученно сказала она. — Если понадоблюсь, я буду наверху.

Судья рассеянно кивнул и опять углубился в переплетенный в кожу том. Стейси тихо прикрыла дверь кабинета. Рука ее безжизненно скользила по перилам, когда она поднималась к себе в спальню. Ей нездоровилось. Живот у нее вздулся и болел. Утром у нее начались месячные.

В сорок с лишним лет просто смешно было страдать, словно подросток, от женских колик; Стейси даже полагала что ей надо радоваться этим регулярным кровотечениям: только это еще напоминает о том, что она женщина. Детей нет — никто не требует денег на обед и не просит помочь с уроками. Мужа тоже нет — никто не интересуется, что она приготовила на ужин, взяла ли вещи из чистки и удастся ли сегодня ночью заняться любовью.

Каждый день она горько жаловалась на судьбу, лишившую ее жизнь этой восхитительной суеты. С той же неукоснительностью, с какой иные возносят молитвы, Стейси перечисляла господу те прелести семейного очага, которыми он ее обделил. Она жаждала услышать детский гомон и топот маленьких ног по дому. Она томилась по мужу, который будил бы ее по ночам, зарывался бы лицом в ее груди и утолял бы голод ее не знающего покоя тела.

Будто церковник, предающийся самобичеванию, Стейси подошла к комоду, открыла третий ящик и вынула альбом с фотографиями в переплете из белой тисненой кожи.

Она благоговейно открыла альбом. С нежностью стала перебирать одну за другой драгоценные реликвии: свою пожелтевшую фотографию, вырезанную из газеты, квадратную бумажную салфеточку, где в уголке серебряными буковками были выведены два имени, осыпающуюся розу.

Она листала альбом, разглядывала снимки под полиэтиленовыми креплениями. Люди, позировавшие перед камерой у алтаря, с годами изменились мало.

Проведя почти час в мазохистских мечтаниях, Стейси закрыла альбом и положила его обратно в заветный ящик.

Сбросив туфли, чтобы не запачкать одеяла, она легла, свернулась калачиком и, взяв подушку, прижала ее к себе, как возлюбленного.

Из глаз ее покатились жгучие горькие слезы. Она шептала чье-то имя, настойчиво, без устали. С силой вдавила ладонь в низ живота, чтобы ослабить боль в пустующей утробе, познавшей однажды его тело, но не его любовь.

— Вот так так, черт возьми, вы, да еще и вместе? — озадаченно воскликнул Джуниор, переводя взгляд с Алекс на Рида и обратно.

— Потом, пошатнувшись под порывом ветра, отошел от двери и заторопил их:

— Проходите же. Я представить не мог, кого это несет в такую погоду. Тебе, Рид, надо бы сходить к психиатру: виданное дело, тащить Алекс невесть куда.

На нем были старенькие джинсы с протертыми до дыр коленями, хлопчатобумажный свитер и толстые белые носки. Было видно, что встал он недавно. В одной руке он держал кружку с дымящимся кофе, в другой — дешевенький роман в бумажном переплете. Волосы трогательно взъерошены. На подбородке темнеет щетина.

Он уже оправился от изумления и улыбнулся Алекс. Потрясающе привлекателен, подумала она, не сомневаясь, что с нею согласилось бы большинство женщин. Этакий богатый, ленивый, сексуальный, растрепанный, домашний и милый мужчина. Хотелось окружить его заботой и уютом; судя по томной улыбке, он как раз предавался ленивой неге, когда они пришли.

— Я ее сюда не тащил, — обиженно сказал Рид. — Все было как раз наоборот.

— Я-то хотела приехать одна, — поспешно вставила Алекс.

— Ну, а я не захотел, чтобы вы пополнили собой сводку дорожных происшествий в моем округе, — громко и резко заявил он.

Повернувшись к Джуниору, который озадаченно наблюдал за их перепалкой, Рид, сказал:

— Короче говоря, я привез ее сюда потому, что она твердо вознамерилась ехать, а я боялся, что она разобьется или, хуже того, задавит кого-нибудь — не мудрено на нынешних дорогах. Вот мы и приехали вместе.

— Да я вам чертовски рад, — сказал Джуниор. — Я уж приготовился было проскучать весь день в одиночестве. В гостиной у меня вовсю горит камин и все приготовлено для горячего пунша. Прошу. — Он было двинулся вперед, но вдруг обернулся и сказал:

— Ой-ой, Рид, ты же знаешь, как мама не любит, когда следят по паркету. Сними-ка лучше сапоги.

— Черт с ними. А Лупе на кухне? Пойду попробую к ней подлизаться, может, соорудит какой-никакой завтрак.

Пренебрегая драгоценным паркетом Сары-Джо, он затопал в заднюю часть дома с таким видом, будто все еще там жил.

Алекс смотрела ему в спину, пока он не вышел из комнаты.

— Он сказал подлизаться? — саркастически спросила она.

— Да, сегодня он в прекрасном настроении, — беспечно отозвался Джуниор. — Вы бы видели его, когда он всерьез разозлится. Предоставьте Рида заботам Лупе. Она знает, как сварить ему яйца по вкусу. А поев, он сразу отойдет.

Алекс позволила ему снять с нее меховой жакет.

— Надеюсь, мы не слишком помешали.

— Какого черта, конечно, нет. Я ничуть не шутил, когда сказал, что рад вам. — Он обнял ее рукой за плечи. — Давайте…

— Собственно говоря, — движением плеч Алекс сбросила его руку, — это вовсе не светский визит.

— Деловой, да?

— Да, и огромной важности. Ангус дома?

— У себя. — Улыбка у него стала напряженной.

— Он занят?

— Вряд ли. Пошли, я вас проведу.

— Не хочется отрывать вас от книги. Он с сомнением взглянул на обложку с изображением пылкой парочки.

— Ничего. Да к тому же она до того однообразна, что тоска берет.

— А про что роман?

— О путешествиях одного выдающегося самца по голливудским спальням, принадлежащим как женщинам, так и мужчинам.

— Вот как? — с притворным интересом сказала Алекс. — Можно будет взять, когда вы прочтете?

— Ай-ай, стыд какой, — вскричал он. — Да ведь это будет развращение малолетней, а?

— Уж не настолько вы старше меня.

— По сравнению с Ридом или мною вы сущий младенец, — сказал он, распахивая перед ней дверь в отцовский кабинет. — Папа, к нам гости.

Ангус оторвался от газеты. За считанные секунды удивление на его лице сменилось досадой, а затем улыбкой.

— Здравствуйте, Ангус. Я знаю, сегодня все отсыпаются по домам, а я нежданно вторгаюсь — мне очень жаль.

— Ничего, ничего. Особых дел все равно нет. Невозможно даже скакунов вывести на воздух: земля-то замерзла. — Он поднялся из обитого красной кожей кресла с откидной спинкой и подошел к Алекс поздороваться. — Вы как солнечный зайчик в сумрачный день, это уж точно, а, сын?

— Я ей примерно то же самое говорил.

— Но, как я уже сказала Джуниору, — поспешно вставила она, — это вовсе не светский визит.