– Но там что-то было?

– Было. – Митрофанова печально улыбнулась, вытерла мокрые от слез щеки и прямо в подол грязной футболки высморкалась. – На нашу голову, было.

– И что же?

– Деньги! Доллары! Много! – отрывисто как пролаяла Митрофанова.

– Сколько? – Голос у Назарова сел.

– Двести тысяч долларов, – с непонятным вздохом ответила Анна.

Он не понимал, откуда у одинокой молодой женщины могла быть такая сумма в сейфе. И не понимал, почему она не заявила о пропаже. Что здесь не так? Где подвох?

– И вы все вынесли? – уточнил он.

– Все. До последней бумажки. – Ее грудь высоко поднялась от очередного тяжелого вздоха, а дальше Анна резко выдохнула со словами: – На свою голову! Кто же знал-то?

– О чем знал? Что произошло во время ограбления?

– Ой, да там все нормально прошло. Без сучка, как говорится, без задоринки. Тихо вошли, тихо вышли. Ни следа не оставили. Больше ничего, кроме баксов, брать не стали. Вовка сказал, что нечего размениваться. За цацки могут привлечь, а такое бабло наверняка левое. Его существование еще доказать надо. Там все тихо вышло. Все потом уже, у меня дома началось.

– В каком составе были на квартире у Степановой?

– Вовка в машине сидел, взял у кого-то.

Анна резко увела взгляд в сторону, что могло означать только одно: машину Проскурин взял без спроса. Попросту угнал.

– Я первой пошла, для порядка в квартиру несколько раз позвонила. Потом Сима с замком поколдовал, пока я деду дверной глазок закрывала. Мы вошли в квартиру. С сейфом он тоже недолго возился. Охнул, что там так густо. Все бабки в сумку сгреб, и мы свалили. Ваще без проблем, товарищ капитан.

– Что же началось потом, Анна? Почему Проскурин ударил ножом Сидорова? Добычу не поделили?

– Если бы, – фыркнула Митрофанова. – Мы сразу договорились, что все фифти-фифти, а Вован уже со своей доли со мной расплатится. Тут тоже никаких проблем.

– Тогда в чем дело?

– А в том, что когда доллары разложили по кучкам, то…

Ее лицо сморщилось, как от боли, и она снова запросила воды. Долго с наслаждением пила. Вытерла рот грязной ладонью. Глянула на Назарова с непонятным укором.

– Симка вдруг баксы в руки взял, пачку распотрошил и принялся ее мять, жать, растягивать. А потом как заорет, что доллары фальшивые. Что мы его подставили и все такое. Я-то в них ничего не понимаю, а Вовка мой не дурак. Он тоже начал смотреть и на свет, и как-то еще, даже слюнявил. Врешь, говорит, все в норме. Тот орать. И понеслось-поехало. Симка Вовке в глаз заехал, а тот за нож и пырнул его. Симка упал на пол. Кровищи с него и натекло, вот… Вовка метался-метался и решил, пока Симка еще дышит, в парк его оттащить. Пока он его выволакивал, я прибрала, но в кровище вся испачкалась. Тут звонок в дверь: полиция. Еле отбилась.

– Проскурин к тому времени уже вернулся?

– Да.

– Что было потом? На другой день вы из дома выходили, значит, доллары обменяли, так?

– Ясное дело. Немного, на пробу. Ничего, приняли в обменнике без проблем.

– Значит, Серафим Сидоров ошибся насчет фальшивок?

– Не ошибся, – вдруг почему-то шепотом произнесла Митрофанова и опасливо покосилась на Мишу Борцова. – В двух обменниках приняли без проблем. А из третьего он еле ноги унес. Охрану вызвали, потому как доллары фальшивые были в самом деле. Это Вовка уже потом от людей узнал. Только очень высокого качества фальшивка, не каждая аппаратура распознает. В двух приемных пунктах аппараты послабее, они и не распознали. А в третьем… Вовка потом с баблом с этим к нужным людям подался. И сдал все один к десяти.

– И что, приняли у него?

– А то! Даже велели еще приносить. Говорят, выгоднее обменяют. Только у нас больше не было.

– А у Степановой?

– А вот вы у нее и спросите, у тихони, – с ненавистью закончила Митрофанова. И тут же заныла: – А что мне теперь будет, товарищ капитан? Меня посадят?

Назаров неопределенно пожал плечами.

Что он мог ей предъявить? Соучастие в нападении на Сидорова? Так тот отказался писать заявление. И помер, наверняка завещав своим дружкам отомстить обидчику. Те добросовестно все выполнили: Проскурин мертв.

Махинации с фальшивыми деньгами? Так нет теперь денег тех. Кроме показаний Митрофановой, у них вообще ничего нет. Степанова, если она имела отношение к фальшивомонетчикам, себе во вред давать показания не станет.

Оставалась надежда, что эта троица была как-то связана с убийством Насти Глебовой. Но как доказать? Ее, оказывается, больше события трехлетней давности интересовали и все та же Мария Степанова, а никак не жалкая вдова байкера Митрофанова с ее подельниками.

– Что мне теперь будет, товарищ капитан? Меня посадят? – Анна принялась размазывать по лицу слезы. – Я же вообще ни в чем не виновата!

– Соучастие – это, Анна, преступление.

– Я понимаю, но… Машка-то вряд ли заяву вам принесла, что у нее из сейфа двести тысяч баксов пропало. Фальшивых! – добавила она с нажимом. – За что меня, а? И я вот чего думаю, товарищ капитан… Эта пигалица, может, из-за денег кругами ходила вокруг Машки?

– Какая пигалица? – Он сделал вид, что не понял.

– Да журналистка эта! Она же просто как ворона кружила то возле моего дома, то возле Машкиного.

– А вы ее там видели? – просто так спросил, не сильно надеясь на удачу.

А Митрофанова возьми и ответь:

– Ясно, видела. В тот вечер, когда мы с баблом из Машкиной квартиры спускались, журналистка эта нам на лестнице попалась. Симка еще нагнулся, будто шнурок завязать. Морду прятал. А я не успела. И девка эта, Настя, меня узнала. О, говорит, а вы здесь зачем?

– А вы что? – прищурился Назаров.

Сердце тяжело заворочалось в груди. Вот оно! Он как чуял, что все между собой связано. Даже Мишаня побледнел от волнения.

– Говорю: к Машке приходила доложить, что ты о ней расспрашиваешь. Как нашлась, сама не пойму! – и она, запоздало восхитившись своей находчивости, прыснула в ладошку. – Журналистка смутилась и спросила, а чего, мол, Маша? Как отреагировала? А я говорю: нет ее дома, можешь не ходить.

– А она?

– Все равно вверх по лестнице пошла, дура. Я потом уже на выходе, когда Симка ушел, чуть притормозила и послушала. Она с кем-то наверху разговаривала.

– С кем?

– Не слышала второго. Лопотала что-то, даже, кажется, посмеивалась…

Они с Мишкой стремительно переглянулись и одновременно отрицательно качнули головами.

Митрофанова дурой была, конечно. Или пропила мозги напрочь. Привязать ее с подельниками к убийству Глебовой ничего не стоило. Настя могла застать их на месте преступления, когда они квартиру грабили? Запросто. Мог уголовник со стажем пустить в ход оружие ради неслабой добычи? А почему нет-то?