Те, кому не хватило «естественных» укрытий – столов, стульев и ящиков, забились в углы и накрыли голову одеялом. Для пущей защиты все надели фуражки. Люди обычно чувствуют себя намного спокойнее, если могут хоть чем-то прикрыться. На британских судах расчеты четырехдюймовых орудий укрываются от залпов одиннадцатидюймовых орудий под полотняными навесами. Говорят, что казначей – младший лейтенант, некоторое время понаблюдав за ходом сражения, задернул занавеску, потому что так чувствовал себя в большей безопасности.

Неожиданно сверху что-то полилось – этакая «небесная роса». Дав недоуменно проговорил:

– Что за запах?

Люди начали принюхиваться.

Офицерам не потребовалось много времени, чтобы определить, что это такое. Раздался хор возбужденных голосов:

– Это же бензин… высокооктановый бензин… потуши сигарету, идиот!

Дав воскликнул:

– Подбили самолет, и он сейчас как раз над нашей головой!

Теперь взрывы и скрежет рвущегося металла следовали сплошной чередой. Капитан «Ньютон Бич» мрачно заметил:

– Пристрелялись. Если бензин загорится, все мы тут поджаримся до хрустящей корочки.

– Как тот йоркширский пудинг, который ты приготовил в прошлое воскресенье, – съязвил его друг.

Радист с «Тайроа», раненный при захвате его судна и не слишком ловко двигавшийся с забинтованной ногой, попросил:

– Мистер Мерфи, когда я буду готов с одной стороны, переверните меня, пожалуйста.

Те, кому доводилось переживать воздушные налеты, могут представить себе картину во всех деталях. Непрекращающаяся бомбежка продолжалась около ста минут. Дав по этому поводу заметил:

– Это не пикник.

Когда Харвуд прервал сражение, «Граф Шпее» на полной скорости направился в западном направлении. Как мы знаем, Харвуд вовсе не возражал против того, чтобы отпустить противника из зоны действия своих орудий, но не из виду. Он приказал «Аяксу» и «Ахиллесу» держаться вне зоны досягаемости орудий немецкого линкора, которая была намного большей, чем у британских орудий. Конечно, когда расстояние сокращалось, стрельба возобновлялась, причем далеко не всегда по инициативе немецкой стороны. Отрывочный огонь велся весь день. Таким образом «Граф Шпее» предупреждал своих преследователей, что подходить к нему ближе опасно, что же касается британской стороны, там имелись слишком импульсивные натуры, вроде Уошбурна, которые всегда рады при малейшей возможности бросить камень в противника.

А пленные на «Графе Шпее» находились в укрытиях, если, конечно, таковыми можно считать столы и одеяла. Пыль, обломки и разлетевшиеся личные вещи покрывали столы, пол и распростертые тела людей. Все молчали. Корабль двигался на полной скорости, и пленные прислушивались к натужному вою дизелей. Уже полчаса, как прекратился огонь. После адского шума битвы установившееся относительное спокойствие казалось чем-то необычным. Дав подал голос первым.

– Как вы считаете, все закончилось? – спросил он.

Стабс очень вежливо проговорил:

– Не будете ли вы так любезны слезть с моих ног? Уже минут пятнадцать, как не стреляют.

– Скорее полчаса, – сообщил другой голос. – Я посмотрел на часы, когда все стихло.

Люди начали садиться, вытягивать онемевшие конечности, выползать из-под столов. Капитан «Ньютон Бич» сказал:

– Я бы многое отдал, чтобы узнать, чем кончилось дело. Вы считаете, наши корабли потоплены?

– Не похоже, – ответило с полдюжины голосов одновременно.

Стармех с «Треваньона» пояснил:

– Прислушайтесь, корабль идет на максимальной скорости. Мы бы так не спешили, если бы потопили противника.

– Да и Лангсдорф обязательно бы остановился, – продемонстрировал лояльность Дав, – чтобы подобрать уцелевших.

Пленные медленно возвращались к нормальной жизни. Довольно быстро они вспомнили, что время завтрака уже прошло – в животе у многих громко урчало. Раздались недовольные голоса:

– Я голоден!

– Я подыхаю с голоду!

– Я жив, – объявил Дав. – Все остальное не имеет значения.

Стабс озабоченно потрогал свои круглые щеки и сообщил:

– Надо побриться. Я не чувствую себя человеком, пока не побреюсь.

– Чиф, я тоже умираю с голоду, – заныл раненый радист с «Тайроа». – Сходи посмотри, может быть, что-нибудь осталось в кладовой.

– Сходи сам, Ральф, – отмахнулся Мерфи.

– Что? В моем состоянии?

Мерфи ухмыльнулся и направился в сторону кладовой. В этот момент раздался страшный взрыв и в помещении погас свет. На голову людей посыпались осколки. Сквозь вентиляционные отверстия хлынули клубы пыли и едкого дыма. Все снова бросились в свои импровизированные укрытия. Некоторые спрятали голову под спасательными жилетами. Через некоторое время дым рассеялся, из отверстий в покореженной стали показался дневной свет. В верхней палубе появилась изрядная дыра. Дав и Стабс в один голос крикнули:

– Кто-нибудь ранен?

Все были целы.

Люди с опаской рассматривали груду покореженной стали, нависшую над их головой. Дав торжественно изрек:

– Должно быть, снаряд угодил в палубный бимс. Повезло. Иначе мы бы с вами тут уже не разговаривали.

Старший механик «Треваньона» был явно исполнен патриотической гордости. Он заявил:

– Кто сказал, что «Граф Шпее» потопил наши корабли? Они висят у него на хвосте!

– Ты имеешь в виду, у нас на хвосте, – язвительно уточнил кто-то.

Инженер из Уэльса выспренно сообщил:

– Мое сердце с нашими парнями.

– Жаль, что все остальные части твоего тела здесь, – заметил радист – представитель партии реалистов.

Дав взгромоздился на стол и смог дотянуться до разорванного потолка.

– Помогите мне, кто-нибудь, – попросил он, – я хочу посмотреть, что там творится.

Его подняли вверх так, чтобы он смог просунуть голову в дыру.

– Боже мой! – воскликнул он. – Что там творится! Попадание в еще одно 5,9-дюймовое орудие. Везде работают аварийные партии. Ущерб от взрывов и осколков изрядный. Левая сторона мостика превратилась в груду обломков. Стальные двери сорваны, везде развернуты шланги, поливают палубу. Наши парни хорошо поработали. По палубе разбросаны куски лееров, еще какие-то железки… Эй, да мы меняем курс. Все орудия наведены в сторону кормы. Похоже, что Лангсдорф убегает! Наших кораблей я не вижу, море совершенно пустынно. Кажется, мы…

Ослепительно яркая оранжевая вспышка заставила его со всей возможной прытью убрать голову. Он выпустил из рук бимс, за который держался, и мешком рухнул в помещение, где его подхватили товарищи по несчастью. Отдышавшись, он сообщил: