У Макара дернулся кадык. Мотнув головой, он полез за ключами. Достал связку, и та с характерным звуком тут же упала на бетонный пол. Выдохнул, поднял ее и широко открыл дверь со словами:

– Прошу. Чувствуй себя как дома.

Но как дома не получилось, потому что в моем доме совершенно неоткуда было взяться грозному доберману размером с увесистого пони. Пес посмотрел на меня, облизнулся, словно прикидывая, какую часть моего тела съесть в первую очередь, и резко двинул вперед. Я вскрикнула, схватила Макара за запястье, и мои ладони в момент свело судорогой. Настолько сильно, что нас с мажором еще некоторое время не разлучила бы даже смерть.

– Амур, сидеть! – рявкнул Макар так, что я подпрыгнула, а потом перевел взгляд на мои руки, крепко сжимающие его запястье, и сцепил зубы от боли.

Пес же затормозил около нас и покорно выполнил команду. Сел, высунув язык, и преданно уставился на Макара. А тот ругался сквозь зубы, витиевато соединяя в одном предложении Амура, Тимура и то, каким карам он подвергнет обоих. Получалось довольно убедительно, даже я прониклась.

– Влада, мне больно, – произнес он наконец.

– А мне страшно. Терпи, – нервно отговорилась я, пытаясь выровнять дыхание.

– О, Макар, привет! – раздался вдруг смутно знакомый голос.

Повернувшись, я увидела довольно симпатичного парня, на вид чуть старше меня. Высокий кудрявый шатен с озорными зелеными глазами смотрел на нас с беспокойством, засунув руки в карманы джинсов. Я вспомнила, что видела его на треке, когда гоняла с Макаром в самый первый раз.

– Мог бы и предупредить, что придешь, – зло прошипел Макар, буравя его взглядом.

– А я звонил, – виновато развел руками Тимур. – Влада, отпусти Макара! Амур – сама доброта.

Я взвыла и затравленно посмотрела на мажора, который мужественно терпел боль, не издавая ни звука. Макар выдохнул и свободной рукой очень нежно принялся растирать мои запястья.

– Все хорошо, Влада, – мягко говорил он, – давай, девочка, успокойся.

Словно в замедленной съемке, я снова следила за его ладонью, пока Макар продолжал ровно и спокойно убеждать меня, что все в порядке, Тиму крышка, а Амур раздолбай, но очень добрый.

Судорога медленно отпускала, мышцы расслаблялись… И спустя пару минут я шипела от боли, разминая пальцы. Макар снова перехватил мои руки и начал очень нежно поглаживать ладони большими пальцами. Поднял выше, легонько подул на каждую и неожиданно поцеловал. Сначала правую, потом левую.

Все звуки затихли. Я смогла лишь быстро облизнуть пересохшие губы кончиком языка, завороженно следя за мажором. Макар напрягся, посмотрел на меня абсолютно безумным взглядом и прошептал:

– Больно?

– Нет. А тебе? – глазами указала на его запястье, где пышным цветом наливался будущий синяк.

– Нет, – мотнул он головой. – Входи, Амур не тронет.

– Я лучше домой, – испуганно покосилась я на вход, но Тимур с Амуром уже деликатно удалились в комнату.

Макар не дал мне позорно сбежать. Обнял за талию и прошептал:

– А сахар?

– Обойдусь! – решила я, выпутываясь из объятий.

В конце концов, у меня целых два торта!

– Зайду через пять минут, – подумав, сказал мажор. – Прости, не хотел напугать.

Я кивнула, словно в прострации, и развернулась. Медленно спустилась на этаж ниже, зашла к себе, благодаря всех богов, что дверь не захлопнулась, и заперлась изнутри.

Уставилась на свои ладони, которые больно саднили, и в это время раздался звонок мобильного. На экране высветилось «Папа», и я напряглась.

– Да, пап!

– Здравствуй, дочь! – строго произнес отец, заставив меня вжать голову в плечи. – Как дела?

– Плохо, да? – закусив губу, спросила я в ответ. – Пап, я правда случайно в клуб попала! А СОБР там вообще не из-за нас был. И больше я в клубы ни ногой, честное слово!

– Какой клуб? – не понял папа. – Какой СОБР?

– Ой! – пискнула я, понимая, что сама же себя и сдала. – А ты зачем звонил?

– Затем, что ты моя дочь, – вздохнул папа. – Ты живешь одна, и я переживаю. Как оказалось – не зря!

– Папочка, со мной действительно все хорошо, – заверила я и уже хотела быстренько распрощаться с родителем, но он продолжил.

– Так что там с СОБРОМ?

– Не знаю, – ответила честно. – Просто мы пошли с подругами в клуб потанцевать, а они там преступников ловили.

– С какими подругами? – заинтересовался отец. – Так, давай к нам вечером. Я хочу знать немного больше о твоей самостоятельной жизни. Ты не звонишь и ничего не рассказываешь, Влада! Я волнуюсь!

Положим, не звонила я потому, что никак не решалась рассказать отцу правду о своем новом месте учебы и мучилась сильнейшими угрызениями совести.

– Ладно, – вздохнула я, сдаваясь, – вечером приеду.

– Вот и отлично, – обрадовался папа, – ждем!

Отложив телефон, я посмотрела на свои саднящие ладони. Моя жизнь и раньше была крайне насыщенной, но после переезда в родной город стала просто безобразно богатой на события.

И Макар…

Первое впечатление о нем оказалось обманчиво. Я считала его избалованным надменным типом, который никого, кроме себя, в этой жизни не замечает и живет в свое удовольствие сегодняшним днем. Но это оказалась лишь броня. Отгораживаясь от мира, он защищался. Выстраивал оборону, словно каждую минуту ждал нападения.

Интересно, с чем это было связано? Аня что-то говорила про его отца… Мне было жутко любопытно, что на самом деле происходило в жизни Макара, но я считала себя не вправе лезть к нему в душу. Захочет – сам расскажет.

У меня и самой имелись секреты, которые я не хотела бы озвучивать. Особенно папе. Но чувствовала – надо! Скоро начнется учебный год, и мне будет все сложнее скрывать правду. Да и папа обидится сильнее, а портить с ним отношения совсем не хотелось. Отца я любила, несмотря на то, что в последние годы мы виделись и общались очень редко.

Мобильный снова пиликнул. Пришло сообщение от Стеши. Подруга уведомляла, что у нее все готово и план мероприятий составлен. В этот момент неожиданно проснулась моя совесть, которая тихонько зашептала, что, возможно, нарываться не стоило. Прошлая моя месть мажорам вылилась в переезд в другой город. А Глеб Сергеевич обладал обширными возможностями, да и с папой был в близких отношениях…

В этот момент в дверь позвонили. Появившийся на пороге Макар не дал мне вдоволь насладиться самобичеванием.

Я пропустила его в квартиру, задержав взгляд на зубочистке, которую он снова по своей бесячей привычке перекатывал между зубами. Даже себе я не могла объяснить, почему этот невинный жест доводил меня почти до неистовства, но ничего поделать с собственными эмоциями не могла.