Увидев, как заинтересовался Вишневецкий его рассказом, Мечислав вкрадчиво спросил:

– Интересно, откуда они там, в трех переходах впереди своего полка оказались? – и тут же сам ответил: – Думается мне, что без измены дело не обошлось. Особенно казачьи вожаки внушают подозрение. Один по всем приметам на боярина похож – в собольей шубе, бородатый, но это еще куда ни шло, а вот другой, который пана Лятичевского сразил, был словно шляхтич разодет. Его Ангел хорошо рассмотрел. Юрко, паскуда трусливая, как только началась пальба, сразу же прикинулся убитым, а потом в кусты уполз да схоронился. Так вот он слышал, что величали казаки своего предводителя не атаманом или есаулом, как у них заведено, а на наш манер – хорунжим. Я вот думаю, может, кто из литвинов православных к государю Грозному на службу перешел.

Окончательно сменивший гнев на милость Казимир, намного поразмыслив, возразил:

– Ну, уж это ты, пожалуй, через край перехватил. К нам в Польшу от царя Ивана народец убегает, тот же Курбский тому пример, но чтоб из Речи Посполитой шляхта на Московию бежала, я такого не припомню. А что казак на шляхтича похож, так эка невидаль. Ты просто этих сволочей мало знаешь, вон хотя бы наших ублюдков чубатых посмотри. Они не только шляхтичем, но и арапом вырядиться могут. Одно слово – быдло схизматское, – Казимир аж сплюнул и его лик вновь принял озлобленное выражение. – Гляди, Мечислав, еще раз оплошаешь – не прощу. А теперь идем к гостям, ты мне там понадобишься.

Заметив изумление дворецкого, князь с угрозою добавил:

– Идем, идем, я ведь добрый, нынче же тебе возможность дам вину загладить. Будешь на совете мои речи братьям Бекешам разъяснять, ты же по-венгерски разумеешь. Да смотри, чтоб эти чертовы мадьяры, кроме того, что мы Стефану всей душой и телом преданы да под его началом Москву мечтаем покорить, ничего не поняли. Ну а если кто, хотя бы тот же Волович, супротив войны какие речи станет говорить, объяви его изменником и трусом. Все понял?

Изобразив всем своим видом собачью преданность, слуга припал губами к руке хозяина.

– То-то же, – довольно усмехнулся князь и быстрыми шагами направился к гостям.

Спускаясь вниз по лестнице, Вишневецкий внезапно ощутил чувство какой-то непонятной тревоги. Нет, конечно ж, не известие о неудаче посланного им на Дон шляхетского отряда взволновало его жестокую душу. И не такое случалось. Переживать по поводу чужой погибели у князя не было в привычке. Скорей всего, волненье это породил тот самый чудный женский голос. Желание увидеть красавицу Елену на какой-то миг даже отвлекло Казимежа от государственных дел, но мечты о ней невольно вернули Вишневецкого к мыслям о ее строптивом супруге. Впрочем, чтобы овладеть чужой женой, светлейшему не раз доводилось переступать через труп ее мужа. На сей раз это было б очень кстати. Хищно ухмыльнувшись, Казимир ускорил шаг и вихрем влетел в каминный зал – это святая святых фамильного замка Вишневецких. Немало решений, повлиявших на историю всей Речи Посполитой, было принято в его стенах.

2

Вокруг огромного дубового стола, обильно уставленного редкостными винами с закусками, в креслах, роскошью своей способных посоперничать и с троном королямадьяра, восседали избранные гости. В ожидании хозяина они вяло переговаривались, с интересом рассматривая висевшие на стенах живописные портреты предков князя. Увидев Вишневецкого, многие из них встали и с радостной улыбкой поспешили навстречу Казимиру, чтоб заключить его в дружеские объятия. То были старые друзьясоратники, князья: Острожский, Збаржский, Замойский, воевода Броцлавский, известные своими громкими победами в войне с Московией. Вскоре их примеру последовали приглашенные Казимежем предводители венгерского войска, братья Гаспар да Гавриил Бекеши. Правда, с ними приветствие ограничилось лишь крепким рукопожатием.

Здороваясь с мадьярами, Вишневецкий украдкой глядел на остальных гостей. Заносчивый, кичащийся своею родовитостью не менее Казимира, Радзивилл, встал с кресла и сделал шаг навстречу хозяину лишь тогда, когда тот, отойдя от Бекешей, сам направился к нему. Также поступил Волович, но, в отличие от своего соплеменника, литовский канцлер не стал утруждать себя притворным добродушием. На лице его застыло полное бесстрастие, а в маленьких серых глазах промелькнула скрытая тревога.

Обменявшись приветствиями с литвинами, князь направился к гостю, который так и не поднялся с кресла при его появлении. Впрочем, это было обусловлено не пренебрежением к хозяину, а саном последнего. Единственной персоной не воинского звания, приглашенной на тайный совет, был Полоцкий епископ Петр Вольский – предводитель здешней иезуитской братии. Подойдя к преподобному отцу Петру, облаченному в лиловую мантию, Вишневецкий склонил голову, поцеловав его наперсный крест. Тот, в свою очередь, осенил князя крестным знамением, а в знак особого расположения провел ладонью по длинным с изрядной проседью волосам Казимира.

Обойдя гостей, хозяин занял место во главе стола и подал знак Мечиславу наполнить кубки. Этим самым началось испытание дворецкого на верность. Важность предстоящей беседы сделала невозможным присутствие в каминном зале других слуг, поэтому ему пришлось трудиться сразу за семерых.

После первых трех тостов, провозглашенных, а затем выпитых во здравие Речи Посполитой, короля Стефана да хозяина, в зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием горящих в камине смоляных поленьев. Первым нарушил это затянувшееся молчание самый молодой из князей-воителей Михай Замойский. Переглянувшись с Вишневецким, он сам наполнил изящный, дорогого венецианского стекла кубок и встал, ожидая, когда все остальные последуют его примеру. Посвященные в сговор поляки не заставили долго ждать себя, вслед за ними вскочили порывистые венгры. Взяв свои наполненные расторопным Мечиславом чары, поднялись и Волович с Радзивиллом.

Не приученный к витиеватым словоизлияниям князь Михай, окинув всех присутствующих испытующим взглядом, без всяких предисловий громко провозгласил:

– За победу над ордой царя Ивана Московского! Слава доблестным рыцарям Речи Посполитой, смерть схизматам! – переглянувшись с Казимиром, он добавил: – Несмываемый позор тому, кто на войне с еретиками малодушие проявит.

Произнеся сию немногословную, но зажигательную речь, отчаянный католик одним духом осушил кубок, после чего безжалостно швырнул его на каменный пол. Радужным фонтаном брызнули мелкие хрустальные осколки. Все остальные, включая венгров с Радзивиллом, также не удержались от соблазна и вдарили своими чарами о гранитные плиты с такой силой, что звон разбитого стекла сделался похож на пистолетную пальбу.

Волович, услыхав последние слова Замойского, невольно замер и сжал пальцы, да так, что кубок треснул, а на рукав его нарядного камзола покатились красные, как свежепролитая кровь, капли вина.

– Началось. И зачем я на Еленин уговор поддался – это ж надо от любви так одуреть, чтоб своей волею забраться в волчье логово, – с запоздалым раскаянием подумал он. – Верно мудрые люди говорят – жену слушай, но поступай ее советам вопреки. Еленка, правда, тоже хороша. Еще вчера босая бегала, цветы в лугах собирала, а теперь дня не может без выезда в Варшаву прожить. «Вечно дома сидим, на людях не показываемся», – передразнил мысленно Станислав молодую красавицу-жену. – Вот и вышли в свет, попали в общество князей благородных. Да на лесной дороге с разбойничьей ватагой иль волчьей стаей встретиться куда безопаснее.