Годам к четырнадцати ее презрительно-пренебрежительное отношение к тете резко изменилось. Теперь уже часами Еленка могла слушать рассказы словоохотливой, знавшей куда лучшие времена Марыси о Варшаве, о балах в замках благородных князей-рыцарей. Ранее, почти с ненавистью встречавшая попытки своей наставницы обучить ее грамоте да хоть каким-то правилам приличия, Елена стала столь прилежной ученицей, что за полгода научилась читать-писать и сама потребовала у Марыси обучить ее манерам, присущим дамам благородного происхождения. Воображая себя княгиней или даже королевой, она, с гордо поднятой головой величавою походкой расхаживала теперь по родительскому дому. Однако зародившиеся в сердце деревенской девочки мечты о другой, как ей казалось, полной счастья да веселья, столичной жизни, так и оставались мечтами. Когда очнувшись от грез Еленка видела подле себя не прекрасных принцев, а престарелых, изрядно потрепанных и вечно пьяных друзей отца, душа ее переполнялась столь горьким разочарованием, что хотелось убежать неведомо куда. Но бежать особо было некуда, разве только к лесному озеру в заброшенном имении дяди Гжегожа.

Время текло быстро, словно вода в реке. Ян оглянуться не успел, как дочь вошла в тот возраст, в котором большинство девиц ее звания давно уж вышли замуж, но к Елене никто еще ни разу не посватался. Да и откуда было взяться жениху в забытом богом и людьми литовском хуторе. На все готовый ради дочери Озорчук всерьез стал думать, а не перебраться ли в Варшаву и, поступившись гордостью, напомнить о себе королю. Но, как назло, лично знавший Яна и благоволивший ему Август Сигизмунд скоропостижно умер, и при дворе властителей Речи Посполитой началась такая круговерть, что бесхитростному простодушному полковнику туда соваться потеряло всякий смысл.

Неизвестно, чем бы закончилось затянувшееся Еленкино девичество, если б не одно событие, которое едва не обернулось кровавым побоищем. Однако сей неприятный случай, как ни странно, завершился весьма благополучно, всеобщим удовлетворением, за исключением разве что самой Елены.

В то лето девице-красавице минуло восемнадцать лет. Длительными знойными днями, когда большинство обитателей хутора укрывшись от жары по укромным углам впадало в спячку, она повадилась ходить купаться на лесное озеро. Здесь, на берегу украшенного желтыми кувшинками водяного зеркала, Еленка могла целыми часами лежать на мягкой, как пуховая перина, траве, провожая взглядом колдовских своих глаз плывущие по небу облака, и мечтать. Привыкший к своеволию дочери, отец не обращал на это особого внимания, впрочем, что могло случиться с принцессой маленького рыцарского государства в ее владениях. Тут, в лесной глуши, и встретилась прекрасная Елена с всемогущим канцлером Литвы Воловичем.

5

Вопреки свободе нравов, столь свойственной вельможам Речи Посполитой и их подругам, Станислав искренне был предан своей княгине Анне, на которой женился смолоду да по большой любви, а потому ее безвременная кончина стала для Воловича настоящим несчастьем. Попытки позабыть жену в объятиях варшавских прелестниц не уменьшили его страдания, наоборот, стало только хуже. К тоске по утерянной любимой добавилось еще и чувство вины пред ней. А может, было все гораздо проще, простонапросто не попадалась князю женщина, способная затмить воспоминания об Анне.

Между тем вдовство сделало пятидесятилетнего, лысоватого и тучного Станислава завидным женихом. Многочисленные варшавские невесты так одолели князя своей бесстыдной назойливостью, что он решил на время уединиться в самой дальней от столицы вотчине.

Чтоб не помешаться от тоски и вынужденного безделья, литовский канцлер с утра до ночи пропадал на охоте. Как-то раз, увлекшись погоней за оленем, Станислав вначале оторвался от своей челяди, а вскоре вовсе потерял ее из виду. Продолжая преследовать необычайно резвое животное, он не заметил, как оказался во владениях строптивых соседей. Лишь когда покрытый пеной конь стал спотыкаться, князь остановился. Сказочная красота светлозеленой, в человеческий рост травы, тихо шелестящей под дуновением ветра, и вид могучих сосен зачаровали его. Спешившись, Волович направился к блестевшему впереди между деревьями озеру, ведя коня на поводу. Нестерпимая жара и пыл напрасной погони пробудили в нем желание окунуться в воду. Неторопливо пробираясь сквозь заросли, он уже почти достиг берега, но, услышав плеск воды, остановился. Встреча в одиночку со своенравными соседями даже ему не предвещала ничего хорошего. Сняв приметный красный плащ да сапоги со звонкими шпорами, Станислав все-таки подкрался к берегу и обомлел. В озере плавала русалка, собирая похожие на маленькие солнышки водяные лилии.

– Занесла меня нелегкая. Не зря боятся люди этих мест. Потому они, видать, такие бесстрашные, Озорчук с сотоварищами, что нечистая сила им прислуживает. Вон, даже озеро у них русалки стерегут, – с опаскою подумал Станислав, но убегать не стал. Притаившись в кустах, князь принялся подглядывать за девицей-рыбой. Очень уж хотелось посмотреть на ее хвост. Однако, вдоволь наплескавшись в голубовато-серебристых волнах, та не нырнула в омут, а поплыла к берегу, где на примятой траве лежало белое женское платье. Когда русалка вышла из воды, Волович убедился, что никакого хвоста у ней нет, она стояла на двух ногах, да еще каких. Длинные, тонкие голени переходили в на редкость соблазнительные бедра, а, как только лесная женщина нагнулась, расправляя на траве свое платье, Станислав углядел ее поросшее пушистым светлым волосом срамное место. Вид его да в меру широкого округлого зада привел пожилого князя в неистовое возбуждение, сродни тому, что он когда-то испытал, впервые увидав голое женское тело. Замерев на месте, всемогущий канцлер всея Литвы был не в силах оторвать свой взор от эдакого чуда. Тем временем неведомая красавица вновь распрямилась, показав при этом, что ее очаровательные ножки и зад переходят в тонкую осиную талию и прямую худощавую спинку, прикрытую ниспадающими чуть ли не до пят волнами белых, немного потемневших от воды волос. Вздев к небу руки с цветами, чудесница оросила невидимое князю лицо крупными каплями воды, что сорвались с желтых лепестков, затем разжала тонкие длинные пальчики и осыпала себя лилиями. Всего на миг лесная дива обернулась к нечаянному соглядатаю, открыв свой лик, груди, живот, вызывающе обнаженное лоно, но тут же улеглась на расстеленное платье, исчезнув из виду.

Толком разглядеть ее Волович не успел, однако был готов поклясться спасением души, что она божественно красива. Сколько просидел Станислав в своем убежище, он и сам не знал – может, час, может, более, но нахлынувшее возбуждение не покинуло его, а мысль уйти из колдовского леса так и не пришла в объятую розовым туманом седовато-лысоватую княжью голову. Когда пламя страсти выжгло до конца смущение и страх, безутешный вдовец крадучись направился к русалочке. Чутье движимого любовным желанием самца сразу же вывело Воловича к лежащей в траве девушке, и та предстала перед ним во всем своем сказочном великолепии.

Русалочка спала, а потому Станислав имел возможность беспрепятственно любоваться этим чудным созданием природы. Зрелая женственность тела чаровницы трогательно сочеталась с совсем юным, почти детским, ликом. Уже высохшие волосы оказались не обычного льняного цвета, а имели редкостный серебристо-пепельный оттенок. Невысокой лоб подчеркивали тонкие темные брови. Сомкнутые веки обрамляли длинные, изогнутые ресницы. Безупречной формы носик был чуть вздернут вверх, что и придавало лицу красавицы задорное по-детски выражение. Ярко-алые, чувственно припухлые губы так и просили поцелуя. Маленькая родинка на левой щеке да нежный мягкий подбородок довершали ее прекрасный облик. На длинной тонкой шее, чуть выше левой ключицы князь углядел еще одну очаровательную родинку.