— Бремон?

— Бремон. — Ореен указал на одиноко стоящее близ Пустоши перевернутое «V». — Под ним, как считают, и находится Дверь Между Мирами. У меня есть описание — не карта, лишь краткие заметки — о входе внутрь горы. Сто лет назад кто-то пытался найти Дверь — и отступил от самой горы. Но плана подгорья я тебе не покажу — его нет, нет просто потому…

— … что никто из входивших туда никогда не выходил назад — ты этим хотел закончить?

— Разумеется, — озадаченно подтвердил Ореен. — К чему же еще, ты думаешь, я клоню?

Трое путников шагали по вымощенной брусчаткой мостовой, пытаясь не дышать той вонью, что нес с собою восточный ветер. Пахло навозом, потом, страхом. Карл уже собрался было пойти быстрее, потащить остальных следом, но тут Уолтер подергал его за рукав.

— Думаю, там впереди невольничий рынок — я слышу шум торгов. Не хотите пойти взглянуть? — Вор повел плечами. — Знаю, сейчас нам нельзя тратиться, но выяснить, сколько стоят носильщики, не помешает. Это может оказаться дешевле… — его прервал треск бича и — сразу вслед за ним — вскрик боли. Уолтер поморщился, — …чем лошади и другие тягловые животные.

Карл покачал головой.

— Мы не будем владеть людьми. Это неправильно.

Дория хмуро взглянула на Уолтера.

— Как могло тебе такое прийти в голову? Это…

— Я просто думаю. Чего вы двое не делаете. Что, по-вашему, сделаем мы с рабами, когда дойдем до Врат? Отпустим, не так ли? В таком случае это не рабство, а наемный труд: просто заработают они свободу.

— Нет. — Рука Карла крепче сжала меч. — Это не обсуждается. Просто выкинь из головы. Одна из немногих добродетелей нашего мира…

— Не дури. В нашем мире рабство долгие века было нормой. Даже и в наши дни рабский труд — не редкость. Я могу с ходу назвать тебе с полдюжины мест, где оно вполне законно: да хоть Саудовская Аравия. Ты…

— Я этого не потерплю. — Люди не могут быть собственностью людей. Это неправильно.

Дория встала меж ними.

— Прекратите. Мы, кажется, собирались смотреть достопримечательности?

— Что ж — пошли.

Улица горбом уходила вниз, под гору, и чем ниже она спускалась, тем уже становилась, тем затрапезнее делались одно— и двухэтажные дома по ее сторонам. Сквозь забранные решетками окна Карл видел порой смотрящих на него людей — но, поймав взгляд чужака, они тут же отшатывались. Воин небрежно опустил руку на рукоять меча, незаметно проверив, легко ли он ходит в ножнах. Возможно, в том и не было нужды, но это как со всякой подготовкой: никогда не знаешь заранее, нужна она была или нет, пока не грянет беда.

Впереди, там, где узкая теперь улочка выходила на некое подобие площади, слышался шум — вроде бы ревело пламя.

Пожар? Карл втянул воздух. Без толку: ветер дул сзади.

— Вы это тоже слышите?

Дория и Уолтер кивнули, подошли и встали с ним плечом к плечу.

— Шумит, как пожар, — проговорила Дория. — Но — пожар? Здесь же все каменное. Здесь не может быть никаких пожаров.

— Спорим?

Улица кончалась; то, что показалось им площадью, на поверку было широким огражденным перилами балконом над огромной ямой, больше двух тысяч футов в поперечнике, глубиной около ста.

А посреди ямы, прикованный за шею к громадному валуну, сидел немногим меньший, чем этот валун, дракон.

Большой бурый зверь в холке был вдвое выше Карла, чуть ниже — у основания хвоста. Кожистые крылья распахивались и опадали, из пасти, превращая в пепел и пар коричневатую жижу, било пламя, хвост нервно метался из стороны в сторону.

Голова была кошмарна. Подобна крокодильей, но огромная, с зубами-кинжалами и алыми глазами, злобный взгляд которых заставил Карла отшатнуться от края ямы.

Язык пламени вырвался из пасти, с ревом испепелив поток нечистот, хлынувших в яму по одной из выходящих туда труб.

«Убирайся», — прозвучало в голове воина — и одновременно его затопила волна тошноты.

Карл рухнул на четвереньки, зажимая ладонью рот, жмуря слезящиеся глаза.

— Карл! — Уолтер присел на корточки подле него. — Что с тобой?

— Карл? — Лицо склонившейся к нему Дории было пепельным. — Ты здоров?

Новый язык пламени — и новое облако вони из трубы.

Карл заставил себя открыть глаза. Нет — больше никого рядом не было; дома пялились на площадь глухими торцами.

«Никому не хочется заглядывать в выгребную яму».

На сей раз фраза не сопровождалась тошнотой.

Карл пошатываясь поднялся, отер рот тыльной стороной ладони.

— Ты говоришь мыслями.

«Какой умный мечник, — беззвучный голос дракона сочился сарказмом. — А ты говоришь ртом. А малышка целительница и надутый вор подле тебя вообще онемели. Других столь же тонких наблюдений не имеется? Если нет, прошу — поиздевайтесь над пленником и идите своей дорогой». — Дракон лениво поскреб когтем цепь у себя на шее. Впрочем, нет, не цепь — скорее это напоминало канат. Там, где покрывающая его грязь отвалилась, просверкивало золото.

«Это чтобы я огнем не освободил себя, дурень. Будь я таким глупцом, чтобы попытаться, я сжег бы самого себя». А ведь он пытался — и не раз. Золотое покрытие стального каната отражало пламя. На самого дракона.

Руки Карла потянулись к шее — она пылала, охваченная огнем.

Но огня не было; жжение мгновенно исчезло, осталась лишь память — как далекое, из детства, воспоминание об испытанной при падении боли.

«Понравилось ощущение, человек? Твой род…»

— Но не я.

— Карл, будь добр…

— Помолчи. Ты не слышишь моего голоса?

«Что интересного он мне может сказать?»

— Я… я не знаю… Но разве может твое пламя сжечь тебя? И почему ты так зол на…

«Дракон — порождение магии, но пламя может обжечь его, опалить, ранить. Я управляю своим огнем, конечно, но когда он отражен — дело иное. А вас я ненавижу, потому что… погоди. Кто вы?»

— Я Карл Куллинан. Это Дория и Уолтер. И мне непонятно, за что ты на меня зол. Я никогда ничего тебе не делал…

«Я — Эллегон, уничтожитель отбросов».

— Не понимаю.

«Подожди перемены ветра, Карл Куллинан. В эту яму спускаются все нечистоты Пандатавэя, чтобы не засорять их драгоценную гавань. Я должен либо пережигать все, либо сидеть по глаза в человечьем дерьме. Меня поймали, когда я был всего-то лет пятидесяти от роду, приковали здесь — и заливают своими испражнениями вот уже триста лет.

— Тебе больше трехсот лет?

Дракон был прикован в отбросах триста лет — и он позволил Карлу ощутить, каково это.