– Целей у ордена много, – мужчина усмехнулся.

У империи немало врагов. За сотни лет были и всплески неподчинения, и целые группы фанатиков собирались, сражаясь то ли за свободу, то ли за светлых, то ли еще за какую ерунду – каждый раз они придумывали себе веру и слепо следовали ей.

Но Серый орден никогда не был фанатичен. Его члены умны и проходят прекрасную подготовку. Даже мелких сошек подбирают крайне осторожно, умело. Создается ощущение, что орден воюет не только с императорской властью. Со всем миром.

– Зачем вам темные фениксы?

– Темные фениксы? – пленник улыбнулся. – Не понимаю, о чем вы.

– Ты ведь неглупый человек. И ты не хочешь умирать, – заметил Эроан.

– Я не орденец. Своих… кого-то из своих они ценят. Но тех, кто соглашается им помогать, они предупреждают сразу. Ваши подчиненные, Ваше Величество, не смогли получить от меня информацию. И вы тоже ничего не узнаете.

Он сжал кольцо. Яд впитался в кожу, мгновенно устремляясь к крови.

Эроан замедлил движение крови, не позволяя яду так быстро и просто добраться до сердца.

– Чувствуешь, как жжет твои вены? Чувствуешь, как вскипает кровь от яда?

Пленник согнулся пополам, издавая сдавленный хрип.

– Яд достигнет сердца – и ты умрешь. Но я могу сдерживать яд столько, сколько понадобится. Только от боли это тебя не спасет. Отвечай на вопрос.

Стася

Боже мой, что это такое? Что. Это. Такое?!

Я смотрела на подлый цветок, с виду казавшийся вполне милым, хоть и экзотическим весьма, и не могла понять, как меня угораздило.

Горанзия. Даже вспоминаю теперь, где слышала это название. Одна из девчонок в школе рассказывала, как ее в лесу покусала некая тварь растительного происхождения. Так вот, это горанзия была. Хищный цветок с дурным характером!

Курьер, как и накануне, доставил подарок от императора. Что это именно от Эроана, мне пришлось догадаться. Когда я, удивляясь наличию такой странной упаковки, сняла с цветка жесткую тканевую обертку, обнаружила только обрывки карточки. Не сразу поняла, кто ее ободрал. А вернее, пожевал. Зато когда подняла остатки бумажки, поняла, в чем дело. Эта гадость вцепилась в мою руку и укусила!

Теперь я рассматривала торчащий из горшка одинокий стебель. Правда, стебель больше всего походил на щупальце осьминога – странные наросты со всех сторон ассоциировались у меня с присосками. Как показала практика, стебель, завершающийся прекрасным цветком, очень гибок, а еще умеет извиваться, как змея.

Кусачая дрянь… Я погрозила ему здоровой рукой. Стебель покачнулся, как от дуновения ветра.

И что мне теперь с ним делать? Как в дом-то тащить?

Оставить его здесь до прихода служанки? Так вдруг цветок сожрет, когда она будет мимо проходить.

Покосилась на жесткую обертку. Вздохнула. И принялась за дело.

Цветок сопротивлялся. Всячески извивался, пытался укусить, но я все-таки справилась. Мысль, что я смогла совладать с цветком, гордости не добавила, а вот облегчение испытать удалось.

Куда тащить его, придумала не сразу. Кухню жалко – я потом туда не войду. И Жанна тоже. Немного поразмыслив, решила выделить цветку местечко у окна в гостиной. Поставила на подоконник, сдернула обертку и вовремя отскочила, пока цветок, резко изогнувшись в стебле, не тяпнул меня за руку во второй раз.

Какая дрянь, ну надо же! А с виду симпатичный. Стебель, конечно, странноват – торчит этакое щупальце прямо из земли. Но зато цветок похож на лилию ярко-желтого цвета, ближе к оранжевому, в черную полосочку. Красиво, экзотично. И чертовски неудобно. Видимо, Жанне придется купить перчатки, чтобы безбоязненно его поливать.

Кто бы мог подумать, что я так вляпаюсь с горанзиями!

С Жанной встретилась во дворе дома, когда уже собиралась выйти на прогулку. Служанка неожиданно пискнула и бросилась на землю. Моментально разревевшись, вцепилась в подол платья.

– Леди, простите! Простите меня, дуру такую… – Сквозь рыдания с трудом удалось разобрать слова.

– Жанна, успокойся! Да что стряслось? Объясни толком! Твоей маме удалось помочь?

Девчонка разрыдалась пуще прежнего. Я возвела глаза к небу. Сегодня, наверное, из-за жестоко покусанного пальца, я не испытала к ней сочувствия – только раздражение.

– Жанна, да что стряслось? Объясни наконец! – когда я прикрикнула, служанка наконец затихла.

– Я… я так виновата перед вами, – она уткнулась носом в землю. Теперь голос звучал, к тому же, глухо. – Ко мне обращалась незнакомая женщина, предлагала шпионить за вами. Докладывать, что и когда вы делаете. Когда уходите из дома, когда и с чем возвращаетесь. С кем встречаетесь.

– Что?.. – поразилась я.

– П-простите… – пролепетала Жанна, снова всхлипывая. – Я… сказала, что подумаю. Мне так были нужны деньги. Моя мама… вы же знаете…

– Как твоя мама? – отстраненно спросила я.

– Ей стало лучше, она почти здорова! Сегодня последний сеанс, – Жанна подняла на меня заплаканные глаза. – Вы спасли мою маму. Всю мою семью. Вы честно платили мне деньги и так хорошо со мной обращались. А я… я такая неблагодарная тварь…

Так, соображаем… срочно соображаем.

– Ты шпионила? Уже что-то успела рассказать?

– Нет! – испуганно воскликнула служанка. – Я сказала, что дам ответ сегодня. Но я ничего о вас не говорила. Я… мне так стыдно. Я думала о том, чтобы согласиться. Хотела помочь матери. Думала, что иного выхода нет. Я хотела предать вас, леди Вивьена! Я чудовище. Вы… теперь вы накажете меня? Изобьете и прогоните? – ее глаза наполнились новой порцией слез.

Господи, откуда таких ужасов понабралась. Хотя… наверное, некоторые господа и правда бьют своих слуг. А если они не уходят, не пытаются сменить работу, значит, для них это в порядке вещей.

– Поднимайся, Жанна, – велела я. – Платье не порви!

Сообразив, что по-прежнему цепляется за подол и пытается о него опереться, чтобы встать, Жанна взвизгнула, отпрянула от меня и грохнулась на попу. Спустя пару секунд все же поднялась, неловко отряхиваясь и вжимая голову в плечи. Думала, что теперь и за платье попадет. Ткань подозрительно треснула, но, к счастью, не порвалась.

– Я не стану тебя наказывать. Это очень хорошо, Жанна, что ты обо всем рассказала и не стала меня продавать.

– П-правда? Но я думала… думала, что могу согласиться… Ради мамы…

– Обстоятельства так сложились, – я кивнула. – Ты хотела спасти родных людей. Но ничего непоправимого не произошло – это самое главное. А теперь пойдем в дом. Обсудим дальнейшие действия.

Я развернулась и первой зашагала к дому.