— У Мишель Робидо была неудача во время операции — это может случиться с каждым из нас, — и теперь начальство хочет ее выгнать и испортить ей жизнь.

— Такие неприятности случаются, — сказал Марк. — Разве не это ты сказала мне, когда я получил с фирмы свои вещи и уведомление об увольнении?

— Марк! — Тина наклонилась к Эшли, которая принялась с грохотом барабанить по подносу.

— Прости. Но ты же сама говорила, что у нее и раньше были неприятности.

— Дело не в этом, Марк, — ответила Тина холодным и одновременно снисходительным тоном. — Больница должна беречь своих сотрудников.

Они были женаты пятнадцать лет, и Тине казалось, что Марк преднамеренно не желает вникать в то, как работает здравоохранение. Он просто зарылся головой в песок. Неудивительно, что он не понял, что его первого выгонят с работы, когда фирме пришлось затянуть пояс.

— Я вижу, ты действительно меня не слушаешь. Очевидно, слышишь, что я говорю, но не слушаешь. Мы говорим о молодом враче. Но ты витаешь в каком-то своем мире. Больницы должны защищать своих сотрудников, а не вышвыривать их, когда возникают проблемы, — сказала Тина, повысив голос, как будто это могло помочь ей достучаться до мужа.

Марк повернулся к плите и перевернул кусок рыбы. Губы его были плотно сжаты, он сосредоточенно смотрел на сковороду. Тина отчетливо видела, что на его скулах четко обозначились желваки. Секунду он постоял у плиты, потом резко обернулся и вытянул в сторону жены руку с лопаточкой. В глазах его плясали злые огоньки.

— Жены и матери тоже не должны отворачиваться от своих детей и близких.

— Прости?

— Как ты относишься к своему мужу? К детям? У нас был невероятно тяжелый год — сплошные неприятности. У нас были неприятности, но где в это время была ты?

— Марк, о чем ты говоришь?

— Тебя вообще нет. Ты отсутствуешь, я даже не могу до тебя дозвониться, когда ты бываешь нужна.

Эшли снова принялась колотить по подносу, издавая громкие вопли. Сначала Тина, потом Марк посмотрели на дочку, но промолчали.

— Любая сестра, резидент или врач могут дозвониться до тебя в любое время дня и ночи, но я не смогу найти тебя в больнице, даже если от этого будет зависеть моя жизнь.

— Откуда все это идет? — холодно поинтересовалась Тина.

Эшли сбросила с подноса одну из игрушек, и Марк, наклонившись, поднял ее с пола. Когда он встал, в глазах его блестели слезы.

— Откуда все это идет? Это идет от меня, — сказал он.

Марк снова повернулся к плите, выключил конфорку и выглянул в соседнюю комнату.

— Мэдисон, Маккензи, обедать, — позвал он.

Поджав губы, Тина равнодушно смотрела в спину мужу.

Достав из шкафа тарелки, Марк быстро расставил их на столе, тарелку Тины поставил перед ней, не глядя на жену. Потом Марк разложил на столе бумажные салфетки, вилки и ножи. Сняв рыбу с плиты, он положил ее на большую тарелку.

Тина и Марк злобно смотрели друг на друга, когда в кухню вбежали две девочки-подростка.

— Что у нас на обед? — спросила Маккензи. Она подбежала к плите и заглянула в сковороду.

— Какая гадость. Рыба? Опять, — подлила масла в огонь Мэдисон.

— Не груби, Мэдисон, — не повышая голоса, сказала Тина. — Извинись перед папой.

— Прости, папа. Но все равно это гадость.

— Ах вот как! Иди в свою комнату, быстро! — скомандовала Тина.

— Мама!

— Ничего страшного, — успокоил дочь Марк, глядя при этом на жену. — По сравнению со всем прочим — это очень мелкое хамство.

Тина помрачнела.

Старшие девочки, поочередно посмотрев на отца и на мать, молча принялись за еду. По гладким щекам Маккензи текли слезы, когда она подняла голову и взглянула на отца.

— Очень вкусно, папа.

— Спасибо, — отозвался Марк бесцветным голосом.

— Теперь все будет хорошо? — спросила Маккензи дрожащим от рыданий голосом. Теперь заплакала и Мэдисон. Эшли изо всех сил била по подносу. Вопрос повис в воздухе. Марк молчал. Потом повернулся к Тине, словно и он тоже ждал ответа.

— Не глупи, Маккензи. — Тина изо всех сил старалась придать голосу умиротворенность. — Когда-нибудь ты все поймешь сама. Брак — это… — Она помолчала. — В браке не всегда бывает легко, но мы с папой любим друг друга. — Похоже, она старалась убедить в этом саму себя. — Иди ко мне. И ты, Мэдисон.

Девочки обогнули стол и подошли к матери, которая раскрыла им объятия. Дочери прильнули к Тине. Поджав губы, Марк смотрел, как они уткнулись носами в ее шею.

Парамедики буквально ворвались в отделение неотложной помощи. Сразу было заметно, что они в панике. На каталке лежала пожилая женщина в распахнутой, насквозь пропитанной кровью блузке. Скомканный белый свитер был с нее сорван и валялся в ногах носилок. Коричневые брюки были испятнаны комками запекшейся крови. Герметизирующая повязка не смогла закрыть зияющую рану правой половины грудной клетки. Из раны при каждом вдохе доносился свистящий звук засасываемого воздуха. Седые волосы тоже были в крови, да и все маленькое хрупкое тело лежало в луже крови. Один из парамедиков ритмично сжимал дыхательный мешок, соединенный с интубационной трубкой, а другой рукой пытался прижать к грудной клетке герметизирующую наклейку.

— Господь милостивый! Бокс восемь! — крикнул со своего стула Виллануэва, и парамедики ринулись в указанном направлении, где их уже ждали реаниматологи. Виллануэве очень не понравилось то, что он увидел. «Флотирующая» грудная клетка, бледные и неестественно неподвижные конечности.

— Восемьдесят два года, — буркнул он себе под нос. Сердце старушки продолжало биться, но слабо и неритмично.

Виллануэва пулей соскочил со стула и догнал каталку в травматологическом боксе. Выхватив фонарик у пробегавшей мимо медсестры, он посветил в глаза пациентки, чтобы оценить реакцию зрачков.

— Сюда! — скомандовал он.

Дежурный врач зачастил скороговоркой:

— Больная восьмидесяти двух лет, огнестрельное ранение правой половины грудной клетки. Гемодинамика нестабильная, флотирующая грудная клетка, кровотечение, острая анемия. Перелито: литр раствора рингер-лактата. Времени мало, все сюда!

Два резидента, медсестры и лаборанты работали дружно и сноровисто: центральная вена, переливание крови, газы крови, адреналин, атропин, фибрилляция — дефибрилляция, асистолия.

Потрясенный Виллануэва попятился из бокса и ухватил за рукав одного из парамедиков:

— Что это было?

— Огнестрельное ранение, с близкого расстояния. Стрелял внук.

— Боже милостивый, — повторил Виллануэва. — А у меня для вас, как всегда, ничего нет, — машинально, но очень вяло произнес он свою дежурную шутку.