Парамедик махнул рукой в сторону входа.

— Он тоже здесь. Сначала выстрелил в бабушку, а потом в себя из того же дробовика.

Виллануэва посмотрел на жилистого молодого человека, только что доставленного в травматологическую смотровую. Кожа отливала пепельной бледностью. Верхняя губа была оторвана от щек в углах рта — получилось то, что патологоанатомы называют «рогами дьявола». Щеки и губы разрывает давлением пороховых газов, которые скапливаются в полости рта после выстрела в рот. Под левым глазом, заметил Виллануэва, застыла слезинка.

— Говнюк, — переведя взгляд с бабушки на внука, сказал Виллануэва, чувствуя, как в нем закипает гнев. Раздувая ноздри, он бросился к лежавшему на каталке молодому человеку: — Я своими руками удушу этого мерзавца!

Он едва не сбил с ног медсестру, которая сумела увернуться от него, словно от несущегося на нее быка. Когда он подбежал к носилкам, ему навстречу вышла хрупкая девушка-резидент, на случай столкновения с шефом прикрывшая голову и лицо.

— Доктор Виллануэва, он мертв, на ЭЭГ прямая линия.

Виллануэва резко остановился, переваривая то, что услышал.

— Трансплантологи уже поставлены в известность, — продолжала резидент.

Согласно правилам, больного надо было наблюдать двенадцать часов, прежде чем вызывать бригаду трансплантологов. Виллануэва еще раз окинул взглядом молодого человека. Теперь, подойдя ближе, он видел выходное отверстие ниже границы волосистой части в области правого виска. Была снесена часть височной кости. Заметил Виллануэва и еще кое-что: вытатуированную на правом плече свастику.

— Уберите его отсюда, — приказал он. Гнев вспыхнул в нем с новой силой.

Появилась доктор Сьюзен Нгуен, дежурный невролог, и направилась к больному.

— Доктор Виллануэва, я, с вашего позволения, взгляну на пациента.

— Это не пациент, это мерзавец. — Гато твердо стоял на своем.

— Джордж, я должна его осмотреть. — Невролог тоже проявила твердость.

Виллануэва резко повернулся к ней и подошел ближе. Доктор Нгуен прикрыла лицо, опасаясь, что Большой Кот сейчас ее ударит. Но он остановился и лишь презрительно поморщился.

— Нет, смерть мозга здесь несомненна, и мне не нужен невролог, чтобы ее констатировать. Уберите его отсюда, с глаз долой, — громко приказал он, потом добавил, уже тише и для себя: — Найдите какое-нибудь темное место — и пусть дожидается трансплантологов. Может быть, они помогут ему сделать хоть что-нибудь хорошее.

Он мрачно смотрел, как санитары повезли каталку с молодым человеком в коридор, соединявший отделение неотложной помощи с главным зданием больницы. Доктор Нгуен все еще была здесь.

— Хорхе, ты даже не знаешь, является ли он подходящим кандидатом для забора органов. Прежде чем кричать, хоть бы убедился, что у него и в самом деле наступила смерть мозга.

Но Виллануэва уже шел на свое место в центральном помещении отделения. По пути заглянул в восьмой бокс. Старушка умерла, кожа ее была уже серой. Сестры аккуратно снимали с нее электроды и извлекали из тела трубки и катетеры. Виллануэва снял очки и потер глаза. Он упал на свой стул, обернулся, снова посмотрел в сторону восьмого бокса и увидел, что умершую повезли в морг.

Сидя на стуле и глядя перед собой невидящим взором, Гато мысленно вернулся на много лет назад, в маленький городок, где он рос и воспитывался. Он почти явственно снова увидел и вспомнил выражение страха, отвращения и ненависти, с которыми смотрели прохожие на их семью, когда она шла по улице. Их ненавидели только за то, что они были здесь. Единственной роскошью, которую мог позволить семье отец, было посещение после воскресной мессы, когда он не работал, скромной семейной закусочной. Хорхе было тогда пять или шесть лет, но он помнил эти взгляды прищуренных глаз, сопровождавшие их, когда они выходили из церкви. За что? За то только, что их кожа была темнее, чем у других местных жителей, чьи предки переехали в Америку из Германии, Дании или Англии? Но ведь они тоже приезжали в страну, название которой не всегда могли выговорить. Даже католики, которые в церкви приветливо здоровались с семьей Виллануэва, пожимали им руки и говорили Dominus vobiscum[8], переставали их замечать по окончании мессы, когда все выходили из красного кирпичного здания церкви на пыльную улицу.

Дедушка Виллануэвы был мексиканцем из штата Дуранго. Его отец, прадед Джорджа, был шахтером в Эль-Пальмито. Он умер, когда ему было чуть больше сорока, после того, как его лягнула лошадь. Своего деда Виллануэва не помнил. Дед умер, когда ему было немного за пятьдесят, когда Джордж был еще младенцем. Он до сих пор не знал, что заставило деда переехать в юго-восточный Мичиган. Те несколько лет, которые оставались до полного забвения лошадей и телег, дед работал кузнецом, подковывая первых и ремонтируя вторые. Потом он работал чернорабочим, а потом сторожем в местной школе.

В закусочной Джорджу заказывали «большой особый завтрак», и отец шутил с официанткой по поводу зверского аппетита своего сына: «Скоро курицам придется попотеть и подрасти, чтобы сынок мог ими наесться» или «У вас хватит еды?». Он был добытчиком, и в его словах сквозила гордость за то, что сын превращается в сильного рослого мальчишку.

Когда Джордж был уже подростком и какая-то причудливая комбинация генов и игры случая превратила его в мускулистого великана, все переменилось для семьи Виллануэва. Спорт считался в Декстере важным делом, и когда Джордж стал футбольной звездой, его высокий статус распространился и на семью. С отцом стали здороваться те, кто прежде предпочитал его не замечать. «Как дела у команды?», «Как чувствует себя Джордж?», «Пусть ест пшеничные хлопья. В этом году «Благочестивые» очень сильны».

Сам Джордж превратился из сильного подростка, сына иммигранта с бойни, в человека, дружбы с которым искали многие видные люди города, включая полицейских. Когда команда после игры устраивала очередную пивную попойку, местный коп по имени Педерсон не спускал с них глаз и следил, чтобы они не расползались из кабака.

— Звоните родителям. Вы все в стельку пьяны. Я буду на улице. Всякого, кто попытается улизнуть сам, арестую.

При этом Педерсон был завзятым болельщиком и хотел, чтобы Джордж был здоров перед играми. Сейчас Виллануэве часто приходилось заниматься пьяными подростками, которые калечились в своих авто, попадая в ДТП. У них не было своего Педерсона, который бы за ними присматривал. Потом Джордж окончил школу и стал гордостью всего города, выступая сначала за Мичиган, а после и в Национальной футбольной лиге. Даже теперь по телевидению иногда демонстрировали архивные записи старых игр с его участием. Когда случалось, что такие клипы вдруг показывали по телевизору, установленному в отделении неотложной помощи больницы Челси, у экрана собирались все незанятые врачи и сестры, подбадривавшие резко помолодевшего на экране Джорджа, защищавшего своих квортербеков от напиравших нападающих соперников. Не чуждый тщеславию, Виллануэва лично давал пояснения тому, что происходило на поле.