Но я не могу объяснить. Возможно, я в самом деле ведьма. Гашпар прижимает затянутую в перчатку ладонь к стволу, словно ищет в коре зашифрованное послание, выгравированное, вечное.

Земля у нас под ногами дрожит. Дерево тоже начинает содрогаться, сбрасывая в снег мёртвые иголки. Наши кони с ржанием встают на дыбы, и поводья белой кобылы выскальзывают из моих пальцев.

Наши лошади скачут прочь, а деревья вокруг нас шевелятся, словно неугомонные великаны, выпростав из-под земли корни. По мере того как каждое дерево высвобождается, лёд трескается, обнажая землю, увечное напоминание о весне. Звук выворачивающихся корней настолько ужасен, что заглушает вой ветра, и с каждым движением решётка ветвей заслоняет даже самые крохотные кусочки сумрачного неба.

К нам бредёт толстая сосна, отвратительная, покрытая узлами и лишайником. Я отпрыгиваю в сторону, скольжу коленями по снегу. Подняв взгляд, я вижу, что Гашпар протягивает мне руку. Беру его ладонь, и он рывком поднимает меня на ноги. В тот же миг, когда я встаю, он выпускает мои пальцы из своей хватки, и без единого лишнего вздоха мы бежим.

Бегу так быстро, как только могу; волосы и белый плащ развеваются за спиной. Сквозь сплетение ветвей я едва различаю размытое движение чёрного шаубе Гашпара. На бегу оглядываюсь через плечо, пытаясь увернуться от проносящихся мимо деревьев или рискуя быть раздавленной вихрем корней и грязного снега.

Проносимся сквозь ряды деревьев, и моё сердце грохочет, как кузнечная наковальня. Сосновый лес уступает место открытой равнине; километры ледяной равнины уходят вдаль до самого горизонта. Только тогда я понимаю, что земля больше не содрогается, кнуты ветвей не хлещут вокруг моего лица и корни не цепляются за мои лодыжки. Деревья остановились на краю долины, шурша иголками, и снова присаживаются, вонзая корни в землю.

Поворачиваюсь к Гашпару, сжимая колющий бок.

– Почему они остановились?

– Я не знаю. – Его грудь под доломаном вздымается. – Они преследовали нас.

В горле у меня слишком сильно пересохло, чтобы отвечать. Теперь я знаю без тени сомнения, что когда король Тудор завоевал Крайний Север, ему удалось лишь обуздать древнюю магию здесь, но не уничтожить её полностью. Священному Ордену Охотников предстоит ещё много лет тяжёлой работы, если они хотят стереть магию Калевы навсегда.

– Что ж, по крайней мере, нас не затоптали насмерть, – говорю я, когда голос возвращается ко мне, и тихо смеюсь. – Я надеялась на более благородную кончину.

Как только эти слова срываются с моих губ, лёд раскалывается со звуком, похожим на приближающийся гром. В ужасе смотрю на огромную трещину, протянувшуюся аккурат от одного носка моего сапога до другого. Мы стоим вовсе не на твёрдой заснеженной земле, а на замёрзшем озере. Под мутным покровом льда бурлит иссиня-чёрная вода.

Медленно поднимаю голову, чтобы посмотреть на Гашпара. Едва успев поймать его взгляд, такой же испуганный, как у меня, погружаюсь в ледяную воду.

Беззвучно лёд смыкается у меня над головой, сплетаясь воедино и запечатывая меня внизу. Я слишком потрясена, чтобы пошевелиться, слишком потрясена, чтобы даже почувствовать холод. Гашпар стучит с другой стороны – его кулаки оставляют во льду крошечные трещины, но этого недостаточно.

Лёгкие напрягаются. Шок, сдерживающий холод, прошёл, оставив после себя только леденящий ужас. Я изо всех сил брыкаюсь, чтобы удержаться на плаву, бью руками по льду, но каждый удар притупляется неподвижной водой. Откуда-то сверху слышу приглушённый крик Гашпара.

«Я сейчас умру», – проносится мысль, и я сама поражаюсь своему спокойствию. Сама того не замечая, перестаю стучать и биться. Моё тело всё глубже погружается в чёрное забытьё; вес промокшей одежды утягивает меня вниз. Сквозь дымку думаю, что надо бы сбросить волчий плащ, но потом решаю, что захочу носить его всюду, куда бы я ни направлялась. Спускаясь, смутно ощущаю, как над головой трескается лёд. Свет прорывается через расколотую поверхность яркими прозрачными лучами, прежде чем снова исчезнуть, когда Гашпар ныряет в воду.

Очнувшись от своего сонного оцепенения, я пинаюсь, чтобы подплыть к нему, и его рука обвивается вокруг моей талии. Перед глазами взрываются звёзды, и я чувствую тысячи горячих болезненных уколов, когда он вытаскивает меня на поверхность. Гашпар хватается за рукоять своего топора, лезвие которого прочно вошло в лёд, и использует его как рычаг, чтобы выбросить меня из воды. Потом он подтягивается за мной, и мы отползаем от расщелины. Далеко мы не уходим – уже через несколько мгновений падаем на животы, тяжело дыша, хватая ртом воздух. С каждым вздохом мне кажется, будто я глотаю крапиву.

Проходит много времени, прежде чем я снова могу говорить, но даже теперь не могу придумать, что хочу сказать. Вода замерзает на моей коже, на волосах и шерсти волчьего плаща, словно капли росы на траве. Поворачиваю голову, чтобы оказаться лицом к Гашпару, лежу, прижавшись щекой ко льду.

– Ты спас меня только потому, что без меня не выживешь, – хрипло говорю я, вспоминая, как неуклюже он управляется с луком и стрелами. Забавность ситуации кажется сейчас такой далёкой.

Гашпар отхаркивает воду и моргает.

– Да, – просто отвечает он и вроде бы хочет нахмуриться, но не может.

Солнце опускается низко к самому горизонту, и свет стекает с края мира. Я пытаюсь поплотнее завернуться в волчий плащ, но он весь вымок и холоднее, чем моя кожа. Холод пронизывает до костей, опустошает грудную клетку, проникает так глубоко, что его уже не выгнать.

– Я хочу домой, – шепчу я. – В Кехси.

В селении меня мало кто ждёт, кроме Бороки и колючей Вираг. Но в Кехси есть тёплая постель у огня, а сейчас так безумно холодно.

– Я знаю, – говорит Гашпар. Его рука скользит по льду и зарывается в мой плащ. На миг мне кажется, он пытается нащупать меня, но в следующий миг он вытаскивает мой нож. Его пальцы дрожат, когда он закатывает рукав; лезвие сверкает на бронзовой коже.

– Нет, – протягиваю руку и хватаю его за запястье, чувствуя пальцами выпуклую сетку его шрамов. – Пожалуйста… не надо.

Не могу смотреть, как он делает это, пусть это и значит, что мы останемся без тепла. Крепко сжимаю его запястье. Это всё равно что держаться за ствол берёзы зимой – его рука твёрдая и невероятно холодная.

– Прости. – Голос Гашпара доносится до меня мягким эхом. – Если бы я был настоящим Охотником или настоящим принцем, я мог бы…

Не улавливаю конец его фразы. Сквозь полусомкнутые ресницы смотрю на его лицо, на нос с горбинкой и тёмный глаз, на морозные жемчужины в его волосах. И