тщательно следил за своими речью и поведением, старательно изображал из себя человека открытого и дружелюбного. Линия его поведения была хорошо продумана и очень рациональна по своей сути. Прокурору было очень сложно бороться с таким противником, особенно принимая во внимание, что тогдашнее состояние криминалистики не могло обеспечить его никакими серьёзными уликами и никаких технических средств, способных реконструировать интересующие суд события, тогда просто не существовало.

Кульминационный момент дачи свидетельских показаний Теодором Дюрантом. Услыхав ироничные слова прокурора Барнса о неправильном оказании самопомощи при отравлении газом, вызвавшие смех в зале, Дюрант вспыхнул, переменился в лице и уперся руками в подлокотники кресла, словно собирался вскочить на ноги. Эта неконтролируемая реакция на неприятные слова наглядно продемонстрировала его темперамент и крайне болезненную реакцию на негативную критику.

Тем не менее, Барнс добился впечатляющкго успеха, ложь Дюранта стала очевидна всем! Автор должен признаться, что после прочтения стенограммы этого допроса сомнения в том, каков же окажется вердикт присяжных, у меня пропали. С этого времени всё стало уже очевидно.

15 октября газеты объявили о переносе заседаний по причине депрессии обвиняемого. Сложно сказать, что именно обозначало понятие «депрессия» — автор подозревает, что в ночь на 15 октября могла иметь место попытка самоубийства Дюранта — но причина несомненно была очень весомой для суда. Если Дюрант действительно пытался покончить с собою в камере, то судья мог запретить разглашать эту информацию, т. к. она могла повлиять на суждение присяжных, которые с большой вероятностью посчитали бы попытку суицида своеобразным признанием вины.

Затем процесс продолжился и 23 октября Теодор Дюрант получил ещё один сокрушающий удар. И нанёс его человек, от которого обвиняемый менее всего ожидал сюрприз такого рода.

Гилберт Грэхэм (Gilbert F. Graham) учился вместе с Теодором и считался его другом. Летом 1895 г. он успешно закончил медицинскую школу и ко времени вызова в суд уже являлся дипломированным врачом. Защита вызвала его для дачи показаний в надежде услышать… впрочем, мы не знаем, что именно обвиняемый и его защитники рассчитывали получить от свидетеля, но нам точно известно, что именно они получили в действительности!

Доктор Грэхэм признал факт близкого знакомства и даже дружбы с Дюрантом и рассказал о том, что 20 апреля он явился в тюрьму, дабы поддержать арестованного товарища. И всё было хорошо ровно до тех пор, пока Теодор не попросил Гилберта… передать ему свои конспекты лекций доктора Чини. Видя недоумение товарища, Дюррант пояснил, что тетрадь с конспектами тот должен привезти его матери, а та принесёт её в тюрьму и найдёт возможность передать.

Грэхэма очень удивила эта обеспокоенность учёбой и он посоветовал Дюранту не думать пока о медицинской школе, а сосредоточиться на обвинениях. Тогда Теодор, видя, что товарищ вообще не соображает о чём же именно его просят, выразился предельно откровенно, дескать, у меня нет конспекта за 3 апреля, а он мне очень нужен для того, чтобы доказать свою невиновность!

Статья в газете от 15 октября 1895 г. с сообщением о задержке судебного процесса по причине депрессивного состояния обвиняемого.

Пораженный этой просьбой Гилберт Грэхэм вышел из тюрьмы и долго размышлял над услышанным. Выводы, к которым он пришёл, до такой степени ему не понравились, что он отказался иметь дело с Дюрантом. Свои конспекты он так и не отвёз матери подсудимого и в тюрьме его более не навещал.

Несколько выше в этом очерке было написано о том, что и обвинителю, и адвокату очень важно знать что будет говорить вызванный им свидетель. Защитники подложили знатную «свинью» обвинению в случае с органистом Кингом, которого они убедили изменить показания. Но прокурор Барнс отплатил той же монетой в случае Гилберта Грэхэма, показания которого прозвучали для обвиняемого и его защитников точно гром среди ясного неба. Теперь-то все в зале суда поняли, что ещё 20 апреля у обвиняемого не было конспекта лекции доктора Чини о детском питании! (А в начале мая, когда полиция догадалась проверить тетради с конспектами Дюрранта, эта лекция там уже была. Стало быть за прошедшие с 20 апреля дни обвиняемый сумел раздобыть нужный ему конспект. Что и говорить, Теодор молодец, но и мамочка-то какова!)

Интересно и то, как Дюрант, выслушав рассказ товарища, точнее, бывшего товарища, прокомментировал услышанное. Не моргнув глазом, он заявил, что свидетель всё напутал — это не он, Дюрант, просил у него конспект, а напротив, сам Грэхэм поинтересовался, может ли взять у него конспекты лекций доктора Чини! И Дюрант ему великодушно разрешил, предложив обратиться к матери.

Прямо скажем, объяснение было так себе. И прозвучало сказанное Теодором совершенно недостоверно.

Впечатление, произведенное показаниями Гилберта Грэхэма, оказалось колоссальным. На следующий день газеты вышли с заголовками, вроде «Смерть смотрит в лицо обвиняемому».

Понимал ли сам обвиняемый, как выглядит его поведение со стороны? Из чтения протоколов суда складывается впечатление, что нет, Дюрант не понимал, до какой же степени провально ведётся его защита.

Во второй половине следующего дня, в пятницу, суд перешёл к прению сторон, т. к. подведению итогов судебных заседаний, краткому изложению и суммированию всех ранее озвученных материалов pro- и contra-. Выступление Джона Дикинсона произвело очень странное впечатление, после него с полным основанием можно было задуматься над тем, насколько же адеватны сами защитники Дюранта? Исполненные чувства собственной важности Дикинсон, став лицом к присяжным, с апломбом заявил, что «все свидетели ошибаются!»

Вышедшие 24 октября газеты оповестили читателей о фееричном провале адвокатов Дюранта, имевшем место в ходе судебного заседания накануне. Согласитесь сами, заголовок «Смерть смотрит обвиняемому в лицо. Свидетели опровергают все заявления защиты» более чем красноречив!

Это, конечно же, была феерическая по своей безмозглости фраза. Такое говорить защитник не должен ни при каких обстоятельствах! Невозможно представить, чтобы нечто подобное изрекли адвокаты уровня Фёдора Плевако или Александра Урусова, но Дикинсон явно не принадлежал к юристам их уровня. В этом суде были заслушаны многие десятки людей, одни из которых видели обвиняемого в трамвае, а другие не видели его в то же время на лекции в медицинской школе, но адвокат вместо того, чтобы признать лживость утверждений подзащитного, громогласно брякнул, что все десятки допрошенных