Вид у него при этом был такой глупый, что я вспомнила подслушанную где-то фразу – настоящий мужчина смотрит на отказ, как баран на новые ворота.

– Не понял! – повторил водитель. – Ты же сама ко мне полезла!

– Так то для конспирации! – сухо отрезала я. – Давай, работай! У нас с тобой чисто деловые отношения!

Он что-то разочарованно пробормотал, но не стал настаивать и снова склонился над своим телефоном.

Через пару минут он сообщил, что вторая машина зарегистрирована на Глеба Константиновича Матренина.

– Выходит, он ее муж… – сообразила я.

– А ты, выходит, та еще динамщица! – обиженно отозвался водитель.

– Но-но! – повторила я. – Мы договаривались на оплату по двойному тарифу, ни о каких бонусах речь не шла!

Я отсчитала ему деньги и выбралась из машины, пока ему еще что-нибудь не пришло в голову.

Я бросилась вперед, чтобы как можно дальше оказаться от настырного водителя и от дома, где жили супруги Матренины. Не знаю, как насчет жены, а муж – человек очень опасный. Я вспомнила, как в багажнике машины видела скорченную фигурку Алисы. Да, без Матренина тут точно не обошлось!

Значит, жена Матренина приревновала его к какой-то женщине и наняла Мамонова, чтобы он выследил ее мужа. А Матренин, наверно, обнаружил слежку, очень рассердился и убил Мамонова.

Тут на меня налетел шустрый малыш на самокате, и я остановилась. Однако странно. Как-то это не вяжется. Стиль не тот. Алиску задушили, причем явно не сам Матренин это проделал, у него для этого есть специальные люди. А этого горе-сыщика укокошили как-то непрофессионально, что ли. Просто двинули по голове подсвечником. Ага, подсвечник…

Я ведь видела точно такой же в антикварном магазинчике. Но до того, как со мной начали происходить все эти странные и непонятные вещи. А продавец сказал, что его уже купили…

Да, а потом я вышла из магазина и увидела, что он давно закрыт. Значит, мне все это приснилось, привиделось, померещилось? А как же гребень, который я купила в том магазинчике за смешную цену? Он явно мне помогает.

Я совершенно запуталась. И что теперь делать? Звонить Алексею и сообщать ему про Матренина? Он, конечно, будет доволен, но мне-то какая с этого прибыль? Благодарности я от него вряд ли дождусь, уж такой он человек.

И самое главное, я так и не узнаю, с какого бока я сама в этой истории. Почему у Мамонова в бумажнике оказалась наша с ним фотография? Кто сделал этот монтаж и, главное, для чего?

Я поймала на себе взгляд встречной женщины и увидела себя ее глазами. Стоит девица посреди дороги, смотрит дико и губами шевелит. Да, от такой лучше держаться подальше. Я выпрямила спину и пошла по улице деловым шагом, как все люди. Дошла до метро и поехала домой. Во-первых, мне хотелось расспросить старуху насчет той вазочки с пауком. Потому что паук на кольце был тот же самый, теперь я точно знаю. Во-вторых, мне больше некуда было деваться.

Перед импозантным особняком на Елисейских Полях один за другим останавливались роскошные экипажи. Из этих экипажей выходили элегантные господа в цилиндрах и фраках, некоторые – с женами, но таких было меньшинство.

Из очередного экипажа вышла худая величественная старуха, увешанная бриллиантами, в сопровождении долговязого молодого человека. При ее появлении остальные гости уважительно зашушукались – герцогиня, герцогиня…

Посетители поднимались на крыльцо, рослый швейцар распахивал перед ними двери, и они оказывались в просторном холле, уставленном вазами с экзотическими цветами.

В глубине холла стояла бронзовая статуя многорукого языческого божества, перед которой горела маленькая лампада, распространяя пряный аромат.

Среди посетителей сновали расторопные официанты во фраках, с серебряными подносами, на которых сверкали золотистыми пузырьками бокалы шампанского. Во всем чувствовалось едва сдерживаемое нетерпение и предчувствие чего-то необычного, экзотического и немного запретного.

Наконец последний гость вошел в холл.

В то же мгновение раздался удар гонга, и двери в глубине холла распахнулись. В дверях появился импозантный пожилой господин и проговорил:

– Господа, прошу в зал!

Негромко переговариваясь, посетители вошли в просторный зал, расселись на стульях и в предвкушении чего-то невиданного уставились на сцену.

Сцена была украшена экзотическими растениями, в глубине ее стояли несколько индийских статуй, увитых цветочными гирляндами. Из нескольких бронзовых курильниц струился ароматный, сладковатый, дурманящий дым.

Снова ударил гонг, его протяжный звук затих, а затем заиграла тягучая восточная музыка.

Сами музыканты не были видны – видимо, они скрывались за шелковыми ширмами в глубине зала, но их музыка, тягучая, медленная, гипнотическая и в то же время волнующая, заполнила все помещение, как шампанское заполняет бокал.

Ожидание стало почти непереносимым.

И наконец из-за ширмы выскользнула танцовщица – босая, смуглая, закутанная в полупрозрачные шелковые покрывала, увешанная сверкающими браслетами, кольцами и ожерельями.

Не танцовщица – это была восточная богиня, ожившая статуя одного из индуистских храмов.

Танцовщица двигалась медленно-медленно, в такт тягучей, опьяняющей мелодии. Иногда она застывала на месте, превращаясь в смуглую статую. Но музыка понемногу ускорялась, и вместе с ней ускорялись движения богини. Она вращалась и взлетала, как цветок, подхваченный порывом ветра, казалось, земное тяготение над ней не властно.

Зрители следили за танцовщицей не отрывая глаз. На какое-то время перестал существовать этот зал, этот парижский особняк, они словно перенеслись в далекую, удивительную страну.

Музыка внезапно оборвалась, танцовщица застыла, словно и правда превратилась в статую.

Зрители зааплодировали, затем, когда аплодисменты начали понемногу стихать, раздался отчетливый, каркающий голос старой герцогини:

– Пр-релестно!

И аплодисменты снова усилились, как бы одобренные титулованной старухой.

В заднем ряду зала зашептались два элегантных господина средних лет:

– Неплохо, конечно, но ничего выдающегося. Вряд ли она станет сенсацией.

Тем временем на сцену вышел импресарио, высокий господин лет пятидесяти, с длинными обвислыми усами.

– А теперь, господа, леди Греша исполнит особенный танец. Танец, посвященный индийскому богу войны Субраманье. До сегодняшнего дня этот танец исполнялся только в тайных храмах, перед посвященными в культ великого божества.

Зрители замерли в ожидании чего-то необычного, особенного, запретного.

– Субраманья, – продолжил импресарио, – бог не только войны, но и мира. Когда-то, в далекой древности, почитатели этого бога, чтобы избежать кровопролитной войны, приносили ему в жертву прекрасную девушку. Потом жертвоприношения стали более безобидными – девушек больше не убивали, они только танцевали для бога священный танец, но в этом танце они полностью, без остатка, отдавались жестокому божеству.