Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Импресарио замолчал и удалился. По залу, как ветер по траве, пробежал заинтригованный шепот.
Танцовщица снова вышла на сцену. Она была облачена в пышные полупрозрачные шелковые одеяния, усыпанные бесчисленными сверкающими камнями.
Были ли эти камни настоящими самоцветами или искусными подделками? Никто этого не знал, но никто из зрителей об этом и не задумывался в этот удивительный миг, как никто из них не думал, исполняет эта девушка подлинные храмовые танцы или искусное подражание.
Прежде чем снова зазвучала музыка, танцовщица проговорила голосом, звонким, как хрустальный колокольчик:
– Меня зовут не леди Греша. Мое имя – Мата Хари, что значит – Око Дня, или Солнце. Это имя мне дали в одном из тайных храмов далекой Индонезии.
Снова заиграла музыка, чарующая, томительная, медленная. Танцовщица начала танцевать – сначала неспешно, величественно, затем все быстрее и быстрее. В этом танце было все: и любовь, и смерть, и прощание.
В какой-то момент первое шелковое покрывало упало на пол, как опадает с дерева осенняя листва. Танцовщица склонилась, подняла его и набросила на статую жестокого божества.
Танец ненадолго замедлился, но затем снова стал ускоряться, танцовщица двигалась в немыслимом, невозможном, фантастическом темпе, казалось, еще немного – и она превратится в воздушный вихрь, унесется в дальнюю страну, страну своей мечты, и унесет туда же зачарованных зрителей…
И вот с нее упало второе покрывало, затем третье… танец становился все быстрее…
Сброшенные покрывала танцовщица набрасывала на статую, словно отдавала богу саму себя.
По залу пронесся восхищенный шепот – и восточная богиня сбросила последний покров.
Она замерла, застыла, как будто в самом деле превратилась в статую из слоновой кости.
В прекрасную обнаженную статую.
Теперь она была одета лишь в браслеты и ожерелья, лишь в свою яркую, экзотическую красоту.
Несколько бесконечных секунд зрители молчали, завороженные, а затем вскочили, бешено зааплодировали, бросились к сцене. Лишь одна дама возмущенно развернулась и с выражением оскорбленного достоинства покинула зал, за ней устремился смущенный муж. Но старая герцогиня осталась на месте, она лишь одобрительно прокаркала:
– Пр-релестно, пр-релестно!
А танцовщица уже исчезла за ширмой.
Там, где она только что стояла, лежал только экзотический цветок – темно-красная орхидея.
И в глубине сцены возвышалась статуя индийского бога, укрытая от глаз шелковыми покрывалами.
Маргарита сидела в гримуборной, накинув на плечи розовый шелковый халат, и разглядывала себя в зеркале. Дверь распахнулась, и в комнату вошел импресарио. Лицо его сияло.
– Ну как? – спросила его девушка.
– Успех! – воскликнул мужчина. – Нет, не успех! Подлинный триумф! Весь Париж будет у твоих ног!
– Париж? – переспросила танцовщица ревниво. – Этого мало! Я хочу, чтобы у моих ног была вся Европа! Весь мир!
– Все это ждет тебя, все это сбудется, дай только время! – заверил ее импресарио.
– Время? – Маргарита помрачнела, на ее лицо набежало облачко. – Вот как раз времени у меня нет…
Она вспомнила гадалку на амстердамской улице, вспомнила то, что увидела в хрустальном шаре.
Первая картина сбылась – сегодня она стояла на сцене перед рукоплещущим залом.
Но это значит, что сбудутся и другие картины: тюремная камера, узкая койка, лужайка перед крепостной стеной и солдаты с заряженными винтовками…
Дверь снова приоткрылась, на пороге появился Жак, отставной сержант, нанятый импресарио.
– Мадам, тут господа… они просят разрешения войти…
– Я никого не хочу видеть! – капризным тоном воскликнула танцовщица.
– Постой. – Импресарио повернулся к Жаку. – Что за господа? Кто они такие?
– Известная публика – господа газетчики. Из «Эха», из «Вечернего обзора»…
– Проси!
– Но я не хочу с ними разговаривать!
– Это важно. От них зависит твое будущее.
В гримуборную ввалились несколько господ. Несмотря на приличные фраки и шелковые галстуки, от них исходил неуловимый аромат дурного тона.
– Успех, удивительный успех! – воскликнул один из них, голубоглазый блондин. – А теперь расскажите о себе… кто вы, где научились этим восхитительным танцам…
– Я не люблю распространяться о своем происхождении… – начала Маргарита, но перехватила взгляд своего импресарио и скромно потупила взгляд. – Это не оттого, что я стыжусь его. Напротив – я горжусь происхождением, мой отец был раджей в одном небольшом княжестве на севере Индии. Я была его любимой дочерью, и у меня было прекрасное, счастливое детство.
Мата Хари печально замолчала, затем снова заговорила, с трудом сдерживая волнение:
– Но все оборвалось в один момент. Моего отца убил мятежный родственник, который захватил трон. К счастью, верный слуга спас меня, выдав за свою дочь. С тех пор мне приходится скрываться, скитаться по всему миру, опасаясь наемных убийц, приходится жить под чужим именем…
– Там, на вашей родине, вы и научились этим танцам?
– Да, именно там. Меня научили танцу жрицы древнего индуистского божества… но я хочу попросить вас, господа, оставить меня. Я очень утомлена и желаю отдохнуть… священные танцы отнимают очень много сил!
Журналисты недовольно заговорили все разом, но Жак вежливо выпроводил их из гримуборной.
– Ты очень ловко с ними обошлась! – одобрительно произнес импресарио. – И отличную историю состряпала. Надо же, как ты была убедительна, я даже сам начал тебе верить. Завтра о тебе будут писать все парижские газеты.
Только тут он заметил, что один человек не ушел из гримуборной. Это был господин средних лет, с залысинами на лбу и глубоко посаженными внимательными глазами.
– Кажется, я просила господ журналистов покинуть меня! – строго проговорила Мата Хари.
– Я не журналист, – спокойно ответил ей незнакомый господин.
– Тем более!
– Неужели вы не хотите спросить вашего уважаемого импресарио, кто я?
– Не все ли равно?
– Думаю, что есть разница.
– Это господин Николаи, – смущенно проговорил импресарио. – Атташе германского посольства.
– Да? – Мата Хари смерила господина Николаи оценивающим взглядом. – И что мне с того?
– Возможно, мы можем быть полезны друг другу.
– Не знаю чем. Меня мало интересует политика и уж совсем не интересует дипломатия.
– Что ж, тем не менее я оставлю вам свою визитную карточку. Возможно, когда-нибудь вам понадобится помощь – и тогда вы вспомните обо мне.