— Нет. Времени не было. Этот эпизод вряд ли попадет в списоксамых знаменитых освобождений.

— Ты все делаешь классно, — сказал ей Лукас. — Просто высадинас, а уж дальше мы как-нибудь сами.

Дана остановилась в каком-то переулке. Вокруг высилисьнебоскребы, сияя ослепительными огнями даже в такой час. Солнце еще не взошло,но небо уже начало светлеть. На дороге почти никого не было, за исключениемнескольких такси. К моему удивлению, Дана тоже выпрыгнула из фургона и подошлак нам. Они с Лукасом пристально посмотрели друг на друга.

— Ты все еще не знаешь, что думать, — сказал Лукас. — Верно?

Она покачала головой:

— Не знаю. Но, Лукас, ты был мне почти братом. Лучше япоступлю неправильно, отпустив тебя, чем поступлю правильно, позволив тебяубить.

Лукас издал странный гортанный звук, и вдруг, совершеннонеожиданно, они с Даной крепко обнялись. Я увидела, как по щеке девушки ползетодинокая слеза.

Они разжали объятия, и я хотела сказать Дане спасибо, но всееще сильно злилась на нее. То, что злиться нужно было на Ракель, а не на Дану,почему-то казалось мне несущественным.

— А что ты скажешь остальным? — спросила я.

— Что Лукас взял меня в заложницы.

— Разве они поверят? — У Милоша уже возникли подозрениянасчет «смерти» Балтазара.

— Лукас сделает так, чтобы это выглядело убедительно, —ответила Дана, расправляя плечи.

Я не поняла, о чем речь, но Лукас определенно понял ипоморщился:

— Честно, я не хочу этого.

— Не забудь: я спасаю твою задницу, а ты — мою. Действуй!

Лукас с такой силой ударил Дану в лицо, что она отлетеланазад и врезалась в фургон. Я ахнула. Дана пошатнулась, но устояла на ногах.Лукас спросил:

— Ты как?

— Нормально, — невнятно буркнула она. Из ее разбитого рта натротуар капала кровь. — Вот почему все, что ты делаешь, ты непременно делаешьхорошо?!

— Дана, — начала я, — ты уверена...

— Почему вы еще здесь? — возмутилась она.

Лукас схватил меня за руку, и мы помчались. Я задыхалась, нозаставляла себя бежать все быстрее и быстрее и слышала сзади голос Даны,кричавшей:

— Выбирайтесь из города поскорее!

Хотя в будке на станции метро должен был сидеть служащий,она оказалась пустой. Видимо, решил, что четыре утра — вполне подходящее времядля перерыва, так что мы смогли перелезть через турникет и выйти на платформу.

Мы сидели на старой деревянной скамье, густо разрисованнойграффити, и молчали. Все вокруг казалось нереальным, и я никак не моглаосознать в толк, что это не дурной сон. Мозг как будто пытался обмануть меня,убеждая, что здесь и сейчас ничего такого происходить не может.

Меня заставила очнуться вывеска вверху.

— Даун-таун,— прочитала я.— Мы что, поедем туда?

— А какая разница? — Лукас прислонился к стене. — Главное —уехать подальше, а для этого все подойдет. Все хорошо.

«Все хорошо» не совсем те слова, которыми я описала бысложившуюся ситуацию. Мне показалось, я поняла, что он чувствует.

— Я знаю, что ты хочешь быть сильным, — мягко сказала я, —но сейчас гораздо важнее быть со мной честным.

— Сильным... — Лукас зажмурился. — Я и вправду кажусь тебетаким? Потому что вовсе этого не ощущаю.

«Черный Крест — это все, что у него было в этой жизни, —напомнила я себе. Да, мне сегодня досталось, но Лукасу пришлось еще хуже. Онпотерял мать, потерял лучшего друга — потерял все, кроме меня. Может быть, насталамоя очередь побыть сильной?»

— С нами все будет хорошо. — Я взяла его руку в свои и сталарассматривать следы от святой воды, тонкие багровые полосы, напоминающиесильные солнечные ожоги. — Подожди немного, и сам увидишь.

Тут из туннеля дунуло ветром. Приближался поезд. Яобеспокоенно оглянулась, но за нами в вагон не зашел никто. Внутри находилсятолько один человек — юноша студенческого возраста. Он спал, улегшись поперексидений, и от него сильно разило пивом.

Поезд загрохотал, набирая скорость. Я подвела Лукаса к схемеметро.

— Ты ориентируешься в Нью-Йорке лучше, чем я, так чтосможешь понять, правильно ли мы едем.

Лукас двигался медленно, словно во сне. Он пристальноуставился на схему, явно желая сделать хоть что-нибудь полезное.

— Я уже сказал, нет никакого правильного пути. Важно одно —убраться как можно дальше.

— Ну конечно правильный путь есть. — Меня удивляло, чтоЛукас этого не понимает, ведь ответ казался таким очевидным! — Нам нужны деньгии надежное место, чтобы спрятаться хотя бы ненадолго. Другими словами, намнужен друг.

— Балтазар, — произнес он. Я кивнула.

— Так что, мы едем в Чайна-таун или нет? Лукас наклонился ксхеме.

— Да, мы едем в правильном направлении.

Хотя Лукас помнил название улицы, куда мы отвезли Балтазара,сначала ни он, ни я не могли отыскать нужную лавку. В такую рань все они былиеще закрыты и выглядели совершенно одинаково: витрины за металлическимирешетками. Пришлось ждать.

Ждать ранним утром, не имея в кармане даже несколькихдолларов на кофе. Нам совершенно нечего было делать, и время тянулосьбесконечно.

Впрочем, не могу сказать, что мы скучали. В любую секундумимо мог пройти патруль Черного Креста, поэтому адреналина в крови хватало.

— Зря мы вышли из метро, — устало произнесла я через паручасов бессмысленного блуждания по кварталу. — Поспали бы там, как тот парень.

— И ты смогла бы сейчас уснуть? Только честно. Я вздохнула:

— Наверное, нет.

Лукас искоса глянул на меня, и губы его изогнулись вусмешке.

— Что такое? — спросила я.

— Только, чур, не злиться.

— Волосы, да? — Я повернулась, чтобы взглянуть на своеотражение в ближайшей витрине. Отражение было размытым, из-за того что я редкопила кровь в последнее время, однако я отлично видела, что мои темно-рыжиеволосы торчат во все стороны. Любой мог сразу понять, что меня выдернули изпостели, не дав возможности привести себя в порядок. Я быстро пригладилаволосы, пытаясь придать себе мало-мальски опрятный вид. — О боже!

— Выглядишь отлично, — сказал Лукас. — Просто немногоглуповато.

— Ах вот как? — Я кинула на него притворно-сердитый взгляд.— Знаешь ли, тебе тоже доводилось выглядеть приличнее.

Он потер щетину. В пять часов утра, в помятой одежде, свзлохмаченными волосами, Лукас имел очень сомнительный вид. И я вдругпочувствовала удовольствие оттого, что ни один человек, кроме меня, не можетдогадаться, какой он на самом деле.