когда Гален засвидетельствовал перед преторианцами, что смерть Коммода наступила от апоплексического удара, хотя он прекрасно понял, что на самом деле его господин был убит.

Марция, кутаясь в еще один принесенный плащ, быстро рассказала о появлении вигилов и о том, куда отнесли раненого преторианца. Также она предупредила, чтобы Нарцисс молчал о том, как на самом деле все было с нападением разбойников, ведь декурион вигилов с ее слов знает о героическом поступке преторианца, перебившего шайку Главка Цербера.

Втроем они перешли мост Фабриция и оказались на острове Тиберина. Марцию всегда забавляла древняя легенда, гласившая, что остров возник из ила и грязи, приставших к трупу царя Тарквиния Гордого, убитого и сброшенного в Тибр. Она, всегда такая беззаботная и жизнерадостная, пыталась представить, что где-то в глубине Тиберины, выложенной травертином, лежит чудовищно разбухший труп последнего царя, и эта наивная вера многих римлян вызывала у нее смех. Но сейчас, когда она сильно переживала за Марка Квинтиллиана, то в суеверном страхе думала, как бы Тарквиний Гордый не отомстил ей за ее насмешки, забрав с собой раненого преторианца.

За храмом Экскулапа, как и указал декурион вигилов, в одноэтажном доме, больше похожем на хибару нищего, Гален, Марция и Нарцисс нашли Марка Квинтиллиана. Старик Филипп из Тралл – длиннобородый, сморщенный, словно сухофрукт, делал ему перевязку. Преторианец по-прежнему находился без сознания. Убогость жилища неприятно поразила Марцию. Она подумала, что в такой обстановке больного выходить невозможно. Но вслух пока этого не сказала, осведомившись о том, выздоровеет ли Квинтиллиан.

Декурион решил установить личности всех, кто так или иначе находится в доме лекаря Филиппа, чтобы в подробностях доложить префекту. Однако в планы Марции это совсем не входило. Впервые она была рада, что ее не узнали, хотя за много лет жизни рядом с Коммодом ее блистательная красота стала известна очень многим в Риме и далеко за его пределами. Три ауреуса, уже потертых – старой чеканки, еще времен Траяна, которые она сунула в руку декуриона, сразу развеяли его любопытство и служебное рвение.

Декурион с вигилами ушел. Нарцисс сказал, что раз представился случай, то пока он не нужен, сходит в храм Фавна, на другой стороне острова. Там у него когда-то случилось любовное приключение во время праздника луперкалий.

Когда появился Гален, Филипп из Тралл подозрительно уставился на него, и на многочисленные препараты в склянках, которые рабы знаменитого лекаря тут же расставили рядом со своим хозяином.

– Добрые люди, я человек бедный, декурион велел мне оказать помощь этому несчастному, но если вы сами можете его лечить, то лучше бы вам его взять отсюда. Я раны промыл чистой водой. Сильно повреждена артерия на бедре, но не главная, а рядом. Раны на животе глубокие, но органы не повреждены, мышцы у него сильные, оказали сопротивление ножам. Но кровь внутрь живота пролилась сильно. Как бы воспаления не было. На спине тоже раны большие, но неглубокие, от них крови больше, а костям опасности нет. По груди удары пришлись сильнее, у него сломаны три или четыре ребра. Но глубже ножи не проникли.

– Как звать тебя? – спросил Гален, осматривая, правильно ли наложил повязки уроженец Тралл.

– Филипп я.

– Где ты учился медицине?

– В Пергаме.

– А я родом из Пергама! – воскликнул Гален. – Ты не гладиаторов лечил?

– Их тоже приходилось.

– Ты, я вижу, понимаешь в медицине, и все сделал верно, вот только у тебя, наверное, нет никаких лекарств.

– Ничего нет, совсем ничего. Я умру скоро. Все, что у меня было, то роздал, таким же беднякам, как я.

Гален проницательно посмотрел на него. При свете двух лампадок, установленных рядом с раненым, старик Филипп, забившийся в угол, был виден совсем не четко.

– Ты христианин?

Гален задал вопрос спокойным тоном, но Филипп из Тралл весь затрясся, приподнялся и шагнул вперед, ближе к свету. Лицо его, истощенное, прорезанное сотнями морщин, словно бы преобразилось.

– Да, я верую в Иисуса Христа! Вера моя сильна и крепка! Я готов умереть, хоть сейчас.

Гален покачал головой и промочил один из бинтов, приготовленных рабом, настойкой из склянки и стал накладывать бинт на рану повыше ключицы. Рана эта казалась совсем маленькой, но на самом деле была глубокой и опасной.

– Я верую в Христа, идолопоклонник! – завопил Филипп из Тралл.

– Ты чего разорался? – буркнул Гален. – Настойка эта, мое изобретение, очень щиплет, вон смотри, раненый даже головой заворочал, как ему неприятно. Зато очень хорошо помогает от нагноения ран. Давай, Филипп, сейчас держи его за ноги, чтобы не брыкался.

Филипп послушно взялся за ноги преторианца, все еще не отводя воспаленного взгляда от Галена и его рабов.

– Разве ты не хочешь убить меня? – спросил он, закусив губу.

– Нет, – сухо ответил Гален.

– Но ведь я же тебе противен, я ведь ненавижу ваши идолы, верую в жизнь вечную у Престола Господа?

– Не знаю, за кого ты принял меня, Филипп, я лечу людей. Лечу очень давно и многих вытащил из лап Аида или Плутона, или как у тебя он называется? Ну да ладно. Мне все равно, во что ты веришь.

– Не во что, а в кого! – опять завопил Филипп из Тралл.

– Послушай, я тебе не враг. Не знаю, кто тебя тут хочет убить, но это не я и не эта девушка. Я слышал о христианах разное. Вы так же храбры перед смертью, как и римляне. Но сейчас тебе не надо умирать.

– Это не тебе решать! – гордо заявил Филипп.

– А кому?

– Богу!

Гален полил все бинты, наложенные на раненого, своей чудодейственной настойкой, в полуоткрытые губы Квинтиллиана, который не открывал глаз, но что-то пытался шептать, влил жидкость из другой стеклянной бутылочки.

Видя, что его работа на сегодня закончена, Гален обратился к Филиппу.

– Ты много дней ничего не ел. Вот деньги, купи еды. Я оставлю также мои лекарства, покажу, как их давать раненому. Я постараюсь приходить через день.

– Не надо мне еды и денег, я хочу умереть! Заберите своего человека от меня!

– Перестань. У тебя ведь что-то случилось? Какое-то горе? Если это в моих силах, то я помогу тебе.

– Никто, никто мне не поможет! – Старик уронил голову на грудь и зарыдал. – Я жил здесь с женой, сестрой и ее дочкой. А теперь их нет!

– Здесь? В такой тесноте? Как же ты тут еще и лечил людей?

– Тебя это удивляет. Видно, что ты богатый господин. Всех моих близких убили, слышишь, убили беспощадно, надругались, а потом убили. Среди белого дня! Пока я