Я должен успеть в город, должен предупредить людей. В особняке «Темный бор» опасно! Безумно опасно. Никто не должен пострадать, люди должны узнать правду, а иначе смерть настигнет…»

Фраза обрывается, будто ему вдруг помешали. Бежал?! Бежал от опасности.

Мысль становится еще непереносимей, когда я вспоминаю подробности злосчастной ночи в особняке. Я едва удерживаюсь от нервного смеха. Каждый день находиться в смертельной близости с неизвестным созданием, догадываться, но не знать, насколько близко твоя смерть…

Письмо почти исчезает на листе бумаги, когда я замечаю в дверях Миру. Ее слепит яркий свет люстры, от него в глазах появляются слезы, и она быстро вытирает их кружевной манжетой пеньюара. Подходит ко мне и выключает газ.

– Что здесь происходит? – Мира берет листок из моих рук. – Что это все значит?

– Ничего, я хотел пить.

– Вот из этого? – она указывает на миску с водой.

Я улыбаюсь про себя.

– Нет, это для Джека. У него кусок мяса в глотке застрял.

– Он тебе так и сказал?

– Ага, – я подхожу к ней ближе и прижимаю ее теплое тело к груди, вынимаю прямо из расслабленных пальчиков скомканный лист. Чтобы справиться с нахлынувшим волнением, кладу подбородок ей на левое плечо.

– Надеюсь, ты больше не уедешь от меня, Майк?

Я ненадолго отстраняюсь. Чувствую, как неприятно покалывает в груди.

– Я уже по тебе скучаю, Мира. Мне необходимо в особняк. Я должен забрать свои вещи. Да, кстати, мне сейчас нужен телефон, а он, как назло, тоже там. Ты дождешься меня?

– Мне сегодня в обед забирать машину из ремонта. Представляешь, кажется, ее, наконец, починили, – обрадованно говорит она.

– Тебе позвонили?

– Нет, мастер СМС бросил. Если получится раньше, я приеду.

– Что? Нет, не надо, милая, я сам справлюсь, – отрезаю я. – Я хочу, чтобы ты совсем не выходила на улицу. Я вернусь к полудню, и мы вместе заберем твой старенький «форд». Ладно?

Она хмурится и, наконец, произносит вслух:

– Ну, хорошо, Майк. А когда ты собираешься уехать?

– Как можно раньше. Дождешься?

– А куда я денусь? – грустная улыбка Миры заставляет сердце сжиматься от нахлынувшей тоски, которая нарастает с каждой секундой. Мы оба обеспокоены, и чувствуем, как оба дрожим.

Я только сейчас замечаю в проеме волка. Джек просто сидит и смотрит на нас. Я крепко сжимаю кисть Миры, наши пальцы быстро переплетаются, и мы молча поднимаемся наверх, в спальню.

– Не хочу тебя отпускать туда одного, Майк, – шепчет она.

От ее слов мою грудь пронзает острая боль.

– Спи, я вернусь, – я целую ее в лоб и крепко прижимаю к себе.

Просыпаться становится все невыносимей. Меня гонят из собственных сновидений, все чаще преследуют кошмары: особняк, обруч, стучат или бьют в дверь, и она трещит, прогибается под ударами, потом я бегу, но никак не могу найти выход. Сидя на кровати, я задыхаюсь, но так и не могу наполнить легкие кислородом. Капли пота ручьями текут по спине и лицу.

Мира спит легко. Сон ребенка – сладкий, безмятежный. Я не имею права нарушать ее душевный покой, я должен защитить ее хотя бы сейчас. Оставляю на своей подушке хризолит, целую ее в губы, едва касаясь, и выхожу, прикрыв за собой осторожно дверь.

К машине подступает единственный апельсиновый луч солнца, он же станет на сегодня и последним, что прорвется сквозь темные, немного зловещие тучи, густой массой нависшие над горизонтом. Свет падает на капот и стекла машины. Она за утро успела обсохнуть от мокрого снега.

Снаружи стоит безмолвие, одиночество и безветрие. Зато воздух, наконец, чуть-чуть потеплел. Напряжение и неприятный осадок от предутреннего кошмара развеялись.

Я подозрительно осматриваю периметр улицы и пространство соснового леса впереди – ищу гостя. Удостоверяюсь еще раз, что никого не вижу, завожу мотор, невольно бросаю взгляд через зеркала на дом Миры. Никто не показывается в окне, и я медленно съезжаю с асфальта на твердый грунт, все еще не спуская глаз с ее дома. Джек сидит рядом, предвкушая предстоящую поездку.

Подавленный, терзаемый мрачными мыслями, я выбираюсь с избитой, покрытой колеями и рытвинами дороги на шоссе «Рок».

«Я возвращаюсь в особняк «Темный бор» четвертого ноября в сопровождении волка по кличке Джек. Возвращаюсь, чтобы вернуть вещь, которая мне не принадлежит. Я думаю оставить дом, пока не придумаю что-нибудь толковое, а потом вернусь к ней», – бубню про себя, чтобы успокоиться. Не уверен, что я боюсь за себя. Меня больше волнует судьба Миры, ведь этот урод Риз не оставит попыток наведаться к ней. Я боюсь, как бы он не наделал глупостей в приступе гнева и необузданной ревности.

Странно, что ни один человек, который так или иначе провел часть своей жизни в особняке, не смог поведать миру правду. Какую правду? Что там ходит нечто страшное и пытается убить! Что я сам знаю о нем? Какую угрозу оно представляет для меня, особенно сейчас?

– Надеюсь, утром никто не захочет нас недружелюбно поприветствовать, Джек. Ты как считаешь?

Волк высовывает в знак согласия розовый язык и задумчиво смотрит сквозь меня в окно – на лес, на тени стволов, что проносятся перед глазами и совсем ничего не оставляют в памяти.

На полпути датчик минимального уровня топлива загорается желтым, стрелка неумолимо ползет вниз, к черте – дизельное топливо почти закончилось. Я закатываю глаза. Ну как я мог об этом забыть! Съезжаю правыми колесами на обочину. Машин нет. Пока я ехал, не встретил никого. Поистине глухомань. Глушу двигатель, выхожу на асфальт. Джек выпрыгивает за мной следом через место водителя, не ожидая разрешения, весьма ловко и шустро. По правде говоря, я хотел оставить его в салоне, но он сам сделал выбор, не ожидая моего разрешения.

Когда я достаю из багажника полный бак с топливом, то замечаю его взгляд, устремленный в чащу. Зов инстинкта, меланхолия и тому подобные чувства, видать, захлестнули его. Он оборачивается, чувствует мой взгляд, изучает мою реакцию и делает пробный шаг в сторону деревьев.

– Ты всегда оставался свободным, Джек. Я никогда не посмею привязать тебя к себе, я не смогу. Я знаю, тебе важно это знать. Так вот, иди. Я отпускаю тебя.

Не понимаю как, но я легко отпустил Джека. Просто я знаю: я понимаю его как самого себя, и он понимает меня тоже.

Джек мчится прочь без сожалений, без оглядки. Его сердце грохочет в груди, лапы пружинят по мягкому мху и лишайнику, по зыбкой почве, мертвые листья разлетаются под сильными ударами, и ветер, обдувающий его мускулистое тело, относит их в сторону.

Я знаю, что когда-нибудь он все равно покинул бы меня. Это неизбежно, им владеют инстинкты. Но во многом животные лучше нас. Мы не способны к такой верности и преданности. В них подчас больше человечности. Они способны полюбить просто так, за то, что мы есть. Искренность важнее всего остального…