Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктория опешила.
— Как это отняли? Просто отняли и все?!! Как Бестофф посмел?!! Ты в милицию звонил?
— Что вы такое говорите?! — фыркнул Митя. — При чем здесь милиция? Мы с Иосифом всегда такие вопросы сами решали. Нал-то черный…
Вика смутилась.
— А Бессарабу звонил?
— Смеетесь? — хмыкнул Митя. — После того, как вы его на меня натравили? Да мы с ним вообще перестали разговаривать! Я вам что — собака, чтобы меня бить?
Медянская смутилась еще сильнее. Выходило так, что она сама, своими руками отняла у себя деньги, и приличные… Сто тысяч!
— Короче, как хотите, Виктория Станиславовна, — подвел итог Фадеев, — а пока вы ничему не хозяйка, не смейте требовать от меня и отчета! Вам все понятно, Виктория Станиславовна?! Прощайте.
Митя бросил трубку, а Медянская задохнулась от возмущения и, не медля, набрала телефон Ивана Бессараба.
Сперва автоматический голос сказал о том, что соединение будет продолжено через некоторое время, и попросил оставаться на линии. Это означало, что Ваня говорит по телефону с кем-то еще и пока не принимает звонок Виктории. А потом заиграла музыка, и грубый мужской голос ответил:
— Да?
— Ваня, это Виктория.
— Какая?
— Прекрати, Иван! Ты что, перестал узнавать… хозяйку?
— Ах, Вика! Извини. Но только какая ты мне хозяйка?
«И этот — туда же!» — яростно подумала Медянская.
— Ну, если Иося был тебе хозяином, то я, как его законная жена, а теперь еще и наследница, имею право считать себя хозяйкой.
Бессараб рассмеялся — недобро.
— Ну-ну. Хозяйка, значит. Ладненько. Тогда скажи, дорогая моя хозяйка, когда ты расплатишься со мной? Ты же хозяйка, значит, должна по долгам хозяина расплатиться.
Медянская опешила.
— Каким еще долгам, Ванечка?
— Очень даже большим! Иосиф задолжал мне зарплату за полгода. А еще этот, как его… бонос! Когда заплатишь?
— Ваня, прежде чем клянчить бо-ну-сы и зарплату, скажи, что ты сделал?
— Да весь бизнес, можно сказать, на моем горбу держался. Я, как пахарь, борозду подымал. Ни одной филармонии не снилась такая ударная работа. Кобзон с Пугачевой отдыхают! Все же на мне, на мне! Ваня, помоги там, Ваня, сделай то, Ваня, иди туда, Ваня, тащи сюда. Вика, ты что думаешь, Оська сам справился бы со всеми наездами и проблемами? Да ни в жизнь!
Медянская шумно выдохнула. Она никогда не лезла в мужнины дела и ничем не могла опровергнуть похвальбу Бессараба.
— Ну, если ты такой молодец, то почему у Мити отнимают сто тысяч и ни ты ничего не делаешь, ни я ничего не знаю?!
— Какие сто тысяч? — не понял Бессараб. — Кто отнял?
— Гариковы головорезы — вот кто! — выпалила Виктория.
Бессараб на том конце провода как-то сразу успокоился и задумчиво хмыкнул:
— Его ж менты крышуют… но конфликтов никогда вроде не было… ничего не понимаю. И чего ты от меня хочешь?
— Чтоб ты работу свою делал, Ваня! — членораздельно произнесла Виктория. — Больше ни-че-го! Только. Свою. Гребаную. Работу. Ту самую, для которой тебя на-ня-ли!
Бессараб на том конце провода тяжело, обиженно задышал:
— Ну, если я для тебя типа гастарбайтер, которого просто нанимают, то у меня разговор один: плати. И сначала, будь добренька, заплати-ка мне все задолженности. За то, что я уже сделал для тебя и для Иосифа. Я понятно объяснил?
Медянская хмыкнула:
— Я не знаю, как ты там помогал Иосифу, но точно знаю, что никаких бонусов он тебе не обещал. А если ты не согласен, тогда, будь любезен, покажи хоть одну бумажку, где он сам об этом написал. Есть у тебя бумага? А? Ваня?
— А у тебя есть? А? Вика? Я что-то тоже не помню, чтобы Иосиф говорил, что все тебе оставит. Есть у тебя бумаги? Знаешь, такая гербовая бумажка… Завещание называется? А?
— Ванечка, я всегда знала, что ты больше всего на свете обожаешь деньги. Люди для тебя так — тьфу! Мусор. Но Иосиф! Он же тебя из дерьма вытащил! Как же ты можешь теперь его предавать?
Бессараб возмущенно запыхтел:
— Оп-ля! Викуля, ты что-то заговорилась! Я Иоську никогда не предавал и не предам. Наша дружба родилась в два раза раньше, чем он с тобой прожил. Я тебя и знать-то не знал, когда мы с Осей уже дела ворочали миллионные.
— Ну, вот ты опять про деньги!
— Ты за язык меня не лови, Викуля. Я ловленный. И битый. Мы с Оськой в таких передрягах бывали, что если бы не я, то и не было бы никакого Оси Шлица! Ясно, девушка?
— Знаю, знаю, как ты спас его в детстве в какой-то там помойке. И что теперь он всю жизнь должен платить тебе оброк! Хватит того, что ты получил.
— А я и не спорю, Вика, но только ты мне не указ! Бессараб ни под чью дудку не плясал, и даже Оське я помогал по дружбе, а не за бабки. А когда бабы в дело лезут — совсем последнее дело! Швах! Полный! Так что пиши письма, Вика. Не буду я с тебя долги Оськины требовать. Не хочу его память тревожить. Пусть спит спокойно, друже. Но и ты ко мне не обращайся больше! Бывай, Вика!
— Ну-ну! Другого я и не ждала от тебя! Прощай, Иван Бессарабский! — выкрикнула Медянская.
Вот только трубка уже молчала.
Если честно, Иван Бессараб не знал, что делать. Как утверждал Митяй, им должны были все, даже Фрост и Ротман. Нет, Бессараб попытался поговорить с ними и быстро сделал главный вывод: разные весовые категории. Чтобы говорить с таким, например, человеком, как Фрост, о возвращении не принадлежащих ему денег, мало было предъявить бумаги, доказывающие, что ты прав, а он, медиамагнат, не прав. Чтобы разговаривать с таким человеком о возвращении денег, нужно было круглосуточно ходить в бронежилете, закрывающем тебя с головы до пят, а лучше иметь в зятьях кого-нибудь из Кремля. Но у Бессараба не было зятя в Кремле.
Положа руку на сердце, даже такой, как Ротман, был Бессарабу — одному, без помощи покойного Шлица — не по зубам. Пожалуй, только Гарик Бестофф, совладелец клуба, несмотря на хорошую «красную крышу», был уязвим, а потому, когда Медянская позвонила, Иван искренне обрадовался.
«Значит… сто тысяч…»
Это были не ахти какие деньги, но дело было даже не в деньгах. Это был отличный повод, чтобы встретиться с Гариком лично. Бессараб немедленно набрал Фадеева:
— Привет, Митяй! Медянская сказала, у тебя там ситуация с Гариком и деньгами вышла. Типа помощь нужна… ты расскажи, как да что…
Фадеев рассмеялся:
— Да ну их. Эти… Гариковские головорезы деньги у меня отняли — прямо у подъезда.
— Менты? — уточнил Бессараб.