— Ага. Я Гарику пожаловался, он обещал вернуть — и с концами. Ни денег, ни фига.

Бессараб замер. Если Гарик имел неосторожность что-то Митяю пообещать, то тема была — пальчики оближешь!

— А он точно обещал вернуть эти сто тысяч? — на всякий случай переспросил он. — Он сам, лично это пообещал?

— Лично, — подтвердил Фадеев. — Он сказал: «Найдем. Главное, чтобы эти ребятки еще не потратили их на благотворительность…» Вот мерзавец, да?

Бессараб задумался. Гарик буквально напросился, чтобы его облегчили на эти сто тысяч…

— А ты чего это конфликтовать с Гариком решился? — на всякий случай спросил он.

Бессараб знал, что Митя, несмотря на недавнюю вспышку, не храброго десятка. И, конечно, все тут же разъяснилось.

— Какой конфликт? Гарик у меня несколько часов назад артистов заказал! Так что он от меня теперь зависит по уши!

Это Бессарабу понравилось. Теперь, что бы там ни думала «крыша», он, как представитель Мити Фадеева, имел право на личную встречу с Гариком Бестофф, а там… Бессараб даже зажмурился от перспектив.

— Только это… Иван… я тебе не жаловался. Мне — сам понимаешь — конфликт с Гариком не нужен. Ты, если решишь наехать, на меня не ссылайся. Ладно?

— А при чем здесь ты! — рассмеялся Бессараб. — Мне сама Хозяйка Медной Горы этот разговор поручила! Не какой-то там Митяй…

Бессараб положил трубку на рычаги и даже мурлыкнул от удовольствия.

«Уж с Гарика я не слезу! А там — гори оно синим пламенем!»

Бессараб давно чуял: бизнеса покойного Шлица не удержать: ни Вике, ни Мите, ни ему. А значит, пора было заниматься устройством своей персональной судьбы. Сейчас козыри сами шли к нему в руки, и Бессараб даже напевал от удовольствия.

А на другом конце Москвы, точно так же напевая от удовольствия, набирал новый номер телефона Фадеев.

— Гарик? Это я, Митя. Тут такое дело… на меня Медянская наехала, типа, где мои сто тысяч… пришлось признаваться. Так что, короче, если Бессараб к тебе приедет, это не я его к тебе послал. Ты же знаешь, я к тебе хорошо отношусь…

Теперь Митю упрекнуть было не в чем.

«Даже если они друг друга перестреляют…»

После разговора с Митей и Бессарабом взвинченная донельзя Виктория долго приходила в себя, приняла ванну с успокаивающим маслом мелиссы и поняла, что дела и впрямь придется брать в свои руки. И начала она с сейфа Иосифа.

В эту святая святых он не допускал никого, но в записной книжке, что хранилась отдельно, в маленьком сейфе Медянской, были все необходимые шифры и коды. Понятно, что час ушел только на то, чтобы правильно повернуть все колесики и ручки. Наконец замок чавкнул и выплюнул дверь наружу, и Виктория, увидев, сколько здесь лежит, попросту выгребла все: и папки, и отдельные бумаги, и даже коробки с какими-то наградами. Здесь же в аккуратной сандаловой коробке лежал пистолет.

Этот «ТТ» подарил Иосифу незабвенный премьер Вадим Стефанович Черномырзин. На его пятидесятипятилетний юбилей Иосиф поставил грандиозное шоу со всеми лучшими артистами, добавив к ним даже Майкла Джексона.

Виктория улыбнулась. Над последним Черномырзин потешался весь вечер и, посадив за свой столик, все пытался напоить водкой. Майкл прикрывал лицо ручкой и отказывался, пугаясь и объятий медведеподобного госмужа, и его громких восклицаний. Хорошо еще, что Иосиф запретил дословно переводить коронные шутки Стефаныча. Тот периодически подымал чарку и выкрикивал:

— Ну, Мишка, за тебя неумытого! Чтобы тебя президентом Штатов избрали и всех негров освободили.

Майкл, по счастью, не понял даже столь простого слова, как «негры», — премьер изрядно басил и на южный манер «гхэкал», так что получалось нечто вроде «нахроу». За этот вечер Черномырзин и отблагодарил Иосифа. Честный дядька даже позвонил Виктории из Беларуси, где жил в роли посла, чтобы соболезнование выразить.

Медянская протерла пистолет бархатной тряпкой, в которую он был завернут, и убрала обратно. Стала открывать коробки и даже растерялась: в них были медали, ордена, какие-то почетные знаки и значки. В последние годы их дарили много, и Иосиф, проживший бедную в детстве жизнь, с удовольствием их принимал и складывал. Нет, он не относился к ним серьезно, но все же дорожил. «Награда есть награда» — так он и говорил. А еще добавлял, как Кутузов из «Гусарской баллады», вручивший крест героине Голубкиной: «Наградами не разбрасывайся! Заслужил — носи!»

Виктория вздохнула и, видя, что с наградами и за весь вечер не разобраться, отложила коробки в сторону. Открыла первую папку. Какие-то иностранные названия. Герб, непонятное название «NIEVE». Внутри бланки, счета.

«Видимо, документы на какие-то иностранные компании…» — предположила Виктория и признала, что сама в этом разобраться не в состоянии; требовался хоть кто-то, кто смог бы объяснить, что это, и правильно распорядиться документами.

«Ну не к нотариусу же тащить все эти бумаги!»

Медянская снова вздохнула и поймала себя на мысли, что не видит в своем окружении никого, кому она могла бы доверить ведение своего наследственного дела. А наследство после Иосифа осталось немалое. Прежде она никогда об этом не задумывалась и вообще не хотела думать о смерти. Ей хотелось прожить жизнь легко и красиво. Но, увы, этого не получилось ни с первым мужем Женей Кузьминым, который вдруг запил и чуть не пропил ее вместе со всем имуществом, ни со вторым — Иосифом Шлицем, который хоть и носил ее на руках, всегда был ближе к своим птенцам-артистам, а теперь и вовсе покинул ее одну-одинешеньку. Виктория всхлипнула, но тут же остановилась. Она дала себе слово теперь хотя бы пожить для себя.

— Где же деньги? — спросила Медянская, разложив папки и коробки, и сама же ответила: — А нету-у-у-у! М-да. Ситуасьон дифисиль.

Это французское выражение всплыло само собой — кажется, учила в средней школе, но денег и впрямь не было в сейфе. А они ей были очень нужны. Митя так и не привез выручку и, несмотря на обещания, усиленно где-то прятался. Кисс попросила оплатить поездку. Домработнице нужно было заплатить за два месяца — как назло, Виктория пропустила срок. Да и продукты как-то в доме закончились.

Нет, девчонки, конечно, собрали какие-то деньги от друзей, но она все им же и отдала, так как они за все платили и поминки организовывали, хотя и Осю-то сильно не любили. Еще какие-то конверты — явно с деньгами — давали ей на поминках — и Гарик, и, кажется, Фрост… Виктория помнила, как машинально совала их в черную сумочку, что была с ней на похоронах. Зашла в спальню, порылась в комоде и выудила ту сумку.

«О-о-о… Хоть что-то!»

В первом конверте — от Гарика — оказалось целых пятьдесят тысяч евро. Новенькими ровными сиреневыми бумажками. Карта Европы, длинный подвесной мост, стеклянные фасады офисов на обороте. Она разглядывала их и, кажется, впервые после своей сытой юности и расставания с первым мужем почувствовала уважение к тем, кто зарабатывает деньги. И главное — к тем, кто их возвращает. Приложила одну бумажку ко лбу — цыганская примета — и прошептала: