Добежав и склонив колени перед его телом, я поднимаю глаза и вижу, что велосипед уже скрылся в одной из тенистых аллей. Из длинной узкой резаной раны на шее чернокожей течет алый ручеек, кровь выходит толчками, в ритме слабеющего пульса. Запах улетучивается, доктор умирает.

Единственный удар острым когтем: вот и все, что требовалось. Я даже не понял, какая из дам приложила руку. Несмотря на рану, облачение сидит вполне естественно — я с трудом отличаю фальшивую кожу от распоротой шкуры под ней, хотя, наверное, это кровь заливает стыки. Наделю не осталось времени прохрипеть предсмертное признание: глаза стекленеют, рот открывается и закрывается, будто у выброшенной на берег трески.

Папка исчезла.

Начинает собираться толпа, движимая, без сомнения, скорее любопытством, чем альтруизмом, однако я должен обеспечить безопасность и как-то избавиться от тела. Вскинув голову, я сообщаю:

— С ней все в порядке, ничего страшного. Упала в обморок. Такое бывает сплошь и рядом.

Некоторые из зевак успокаиваются и уходят. Другим, похоже, кажется, что это нечто большее, нежели просто выдохшаяся бегунья, и они остаются следить за развитием событий. Я ловлю взгляд дина из толпы — девушка, запах жасмина, возможно, Диплодок — и медленно опускаю веко.

— Не могли бы вы позвать кого-нибудь на помощь, девушка? — со значением обращаюсь к ней, и она вроде меня понимает. Во всяком случае, бежит со всех ног к ближайшей телефонной будке, откуда, надеюсь, вызовет компетентных динов.

Тем временем я осматриваю новое — и теперь уже для него бесполезное — тело Наделя, обшаривая труп в поисках любой информации, не захваченной двумя велосипедистками. По части информации поиски не приносят ничего, однако в кармане шортов обнаруживается увесистая связка ключей, которую я тут же перекладываю в свой собственный карман.

Ожидая появления «скорой помощи», я прикрываю Наделя от прохожих и делаю вид, будто разговариваю с лежащей на земле афроамериканкой.

— Вы почувствуете себя лучше, как только что-нибудь съедите, — обращаюсь я к телу. — Через минуту-другую все будет в полном порядке.

— Дорогу, дорогу! — покрикивает фельдшер. С ним еще двое, все Карнотавры, судя по запаху. Они склоняются над распростертым телом Наделя, о чем-то переговариваются. Правило здесь одно: убрать дина в безопасное место, с человечьих глаз долой. Они кладут тело Наделя на носилки и катят его/ее к капоту машины. Жаждавшая крови разочарованная толпа рассеивается.

Когда мы остаемся одни, ко мне обращается главный фельдшер:

— Вы все видели?

— Всего не видел, но был рядом.

— Не хотите объяснить, что здесь произошло?

— Нет времени для объяснений, но вечером вы можете позвонить мне в гостиницу. — Я сообщаю, как связаться со мной, диктую данные удостоверения и осторожно предупреждаю его, что если вдруг облачение зарегистрировано (мое — так нет), то вряд ли на имя того дина, что внутри.

Угрюмо выслушав мои слова, он садится в машину.

— О, кстати говоря, — кричу я вдогонку, — вам придется отыскать другого коронера для вскрытия!

— Зачем? — удивляется фельдшер. — Тот парень отлично справляется с подобной работой.

— Да, но он в отпуске. Уехал ненадолго.

Нет времени менять облачение. Я не знаю, кто послал убийц к Наделю, не знаю, посланы ли они за мной. Лучше пока оставаться неузнанным. Я крадусь по подземным проходам у городского муниципалитета, стараясь отыскать служебный вход в морг. Если я смогу пробраться в кабинет Наделя незамеченным…

Поиски ни к чему не приводят. Придется ломиться через главный вход. Вэлли, ассистент коронера, возвышается за стойкой, и я почти готов к тому, что он впадет в истерику и кинется звать на помощь охранников, как только я появлюсь в дверях. Но я совершенно не похож на парня, который штурмовал его девять месяцев назад; я всего лишь очередной потерявший родственника мужчина, с годами раздавшийся, и его вшивый человеческий нос не способен раскрыть мой обман.

— Она… она здесь… моя Мертл? — бормочу я.

— Простите? — Вэлли уже сконфужен — отлично.

— Моя Мертл, она… они говорят, случился удар… удар…

— Я… я не знаю, сэр, э-э… Я посмотрю в журнале. Фамилия?

— Литтл.

— Мертл Литтл? — в голосе его ни малейшего сомнения, а я с трудом сдерживаю смех. Надрывисто кашляю и принимаюсь рыдать, зарыв лицо в ладони. Вэлли листает регистрационную книгу морга.

— Не могу отыскать. Когда она?…

— Несколько часов назад, я не знаю. Пожалуйста… вы должны ее найти… пожалуйста…

Я цепляюсь за воротник белого халата Вэлли и тяну, взывая о помощи.

— Может быть, вам лучше вернуться в больницу…

— Они сказали мне идти сюда…

— Сказали?

— Только что. Пожалуйста, моя Мертл…

Вэлли хватает телефонную трубку, набирает номер и говорит с кем-то на другом конце, все более распаляясь. Чуть не оглушив меня своим криком, Вэлли швыряет трубку и вылетает из-за стойки с праведным негодованием на лице.

— Я не знаю, что за чертовщина здесь происходит, — шипит он, — но я, мистер Литтл, намерен отыскать вашу жену.

— Спасибо вам, молодой человек. Спасибо. — Я продолжаю извергать потоки слез, пока Вэлли выходит за дверь, пересекает вестибюль и начинает подниматься по лестнице. Как только он скрывается, глаза мои мгновенно высыхают и я перехожу к делу.

Дверь морга открыта, так что первая часть оказывается простой и приятной. А вот в кабинете Наделя приходится перепробовать все ключи из связки, прежде чем отыскивается подходящий. Комната, кажется, ничуть не изменилась с тех пор, как я покинул ее: опрятная, аккуратная, скучная. Вся моя надежда на картотечный шкаф: четыре ящика с особым ключом для каждого отделения — зря, что ли, такие предосторожности, что-нибудь да отыщется.

Эти ключи видно сразу, и двери шкафа беззвучно расходятся передо мной. В каждом отделении сотни бумажных папок, на каждой дата смерти, и расставлены они по алфавиту. Я просматриваю отделения «М» и «В», пытаясь найти то, чего здесь нет: протоколы о вскрытии Макбрайда и Эрни. И я знаю, где эти папки, — зажаты в потных ладошках пухленьких хихикающих велосипедисток.

Не найдя ничего и жалея о потерянном времени, я уже готов бросить это дело, когда замечаю еще одно маленькое отделение в глубине нижнего отсека — запертый металлический ящик. Чтобы отпереть ящик, требуется еще один ключик из связки, такой маленький, что я чуть не проглядел его. Внутри оказываются не папки, а красная кожаная записная книжка на спирали, идеально подходящая для записи имен, адресов и тому подобного. Я, предвкушая невиданные открытия, нетерпеливо переворачиваю страницы, но там нет ничего, кроме непонятных букв и номеров. К примеру: «6800 ДРЭВ. 3200 ДРЭВ». Не совсем то, что нужно для раскрытия этого дела.