— Да. Ваших экспериментов, — изо всех сил нажимаю я на последнее слово.

— Ах да. Моих экспериментов. Да, да.

Обожаю такие общие, неопределенные беседы. Тренируют мозги куда лучше, чем простой, конкретный разговор. Доктор Валлардо морщит нос — возможно, принюхиваясь к моему запаху старых кубинских сигар — и шлепается в кресло за своим столом.

— Не стоит выбирать выражения. Здесь вы можете говорить без обиняков, мистер…

— Рубио. Винсент Рубио.

— Повторяю, мистер Рубио, в этом кабинете можно ничего не скрывать. Он звуконепроницаем. Да, да. Мы могли бы говорить в открытую даже в вестибюле. Весь мой обслуживающий персонал принадлежит… к нашему роду, и хотя в моей акушерской практике случаются человеческие пациенты, в основном это тоже дины.

— Ваша секретарша в приемной…

— Барбара.

— Орнитомим?

Он аплодирует, и щеки его покрываются рябью истинного удовольствия:

— Да! Да! Замечательно! Как вы догадались?

— Отчасти запах, отчасти интуиция. Постоянная практика, только этим и занимаюсь.

— Ага! Очень мило. Очень мило. Позвольте и мне попробовать… — Глаза его оценивающе блуждают по моей оболочке, и если он скажет сейчас, что я Компи, убью на месте. — Вы не Зауропод, это очевидно. Возможно… Чилантазавр?

Он мне льстит, давая в то же время понять, что я не самое выдающееся существо, которое ему доводилось видеть. Чилантазавры были гигантами из гигантов — огромные утесы с явным недостатком мозгового вещества, одни из немногих динозавров, переживших Великие Ливни, но вымерших прежде наступления эры Человека. Последний Чилантазавр канул в небытие около двух миллионов лет назад. Его звали Уолтер; по крайней мере, эта английская транскрипция ближе всего к сочетанию воплей и рева, под которым он был известен в те далекие дни. Останки Уолтера, сберегаемые на протяжении всех этих эр умелыми динами-архивариусами, были выставлены в вестибюле штаб-квартиры Всемирного Совета в Гренландии. Я там был всего два года назад, и могу вам доложить, что этому Уолтеру очень повезло не дожить до современности. Ему бы понадобилась чертова уйма времени приспособиться к ней — чего бы стоило только умять его бока.

Наконец доктор Валлардо совершенно справедливо предполагает, что я Раптор. Затем, вернувшись к цели моего визита, он говорит:

— Итак, вы хотите узнать о моих экспериментах. Вы ведь не член Совета, не так ли?

— Я был им.

— Вот как? — Теперь в его голосе слышится недоверие с оттенком неприязни.

— С ударением на прошедшем времени. Уверяю вас, к делу это никакого отношения не имеет. До них не дойдет ни слова из нашей беседы.

— Понятно, — кивает доктор Валлардо, и я впервые замечаю трещинку в этой приветливой оболочке. Она тут же затягивается, и опять сплошные улыбки и хихиканье. — Тогда никаких проблем. Всегда рад помочь. Да, да.

Я встаю и опираюсь на спинку своего стула. Пора осмотреть лабораторию.

— Вы не возражаете?

Доктор Валлардо не ожидал такого быстрого перехода. Взволнованный, он с натугой вылезает из кресла. Трицератопы и так не самые быстрые из динов, но доктор Валлардо движется куда более вяло, чем предначертано природой.

— Какие-то проблемы? — спрашиваю.

— Никаких проблем, — откликается Валлардо; его грузное тело будто разрывается между дверью и переговорным устройством. — Я не готов покинуть кабинет, вот и все.

— Не готовы?

— У меня есть… люди. Дины. Они всюду ходят за мной.

О нет.

— Вы хотите сказать, что вас постоянно кто-то преследует? — Меньше всего мне хотелось бы заполучить в качестве свидетеля очередного параноидального шизофреника — лучше не спрашивайте, каково было в предыдущий раз.

Валлардо хихикает и трясет головой:

— Мне самому нужно, чтобы они меня сопровождали. Они мои телохранители, за неимением более подходящего слова.

С каких пор доктору требуются телохранители?

— С каких пор доктору требуются телохранители?

— С тех пор, как в Совет поступил первый донос о моих генетических исследованиях. — В каждом слове его чувствуется, мягко говоря, осуждение. — Некоторые члены сообщества динов были недовольны моими результатами.

Быстро, будто бы и не вполне того желая, доктор Валлардо отгибает воротник, обнажив едва заживший длинный широкий шрам — для тех, кто разбирается в этих делах, явный след когтя.

— Это последняя атака, — объясняет он. — Самка Раптора, даже замахнувшись для смертельного удара, визжала, что я грешник. Грешник, так она называла меня. В наши-то дни. Да…

Разглашать любую собранную Советом информацию, прежде чем принято официальное решение и о нем извещен объект расследования, категорически запрещено, и хотя до меня доходили слухи, будто у кого-то в Нью-Йоркском Совете оказался слишком длинный язык, я не представлял себе, что дело зашло так далеко. Я снова заверяю претендента на Нобелевскую премию по генетике, что информация, им предоставленная, никоим образом не дойдет до Совета. По той причине, что я скорее проведу остаток дней отшельником, нежели снова займу место среди этих лицемеров, — но этого я ему не говорю.

Валлардо оповещает через переговорное устройство секретаршу в приемной, и к нам присоединяются два Бронтозавра в человечьем обличье, представленные мне как Фрэнк и Питер. Облачения их подогнаны так, что они смотрятся близнецами, и, насколько можно судить по их одинаково чудовищным размерам, они и вправду вполне могут оказаться одного помета. Эволюционный процесс, съеживший остатки нашего брата динозавра до неких приемлемых размеров — некоторых даже до излишне приемлемых, — в меньшей степени повлиял на Бронтозавров, отчего они теперь приобрели статус крупнейших на земле динов. Неудивительно, что многие из них играют в Национальной футбольной лиге.

Наш квартет в сборе, и мы отправляемся в лабораторию.

Помещение, отведенное доктору Валлардо в Медицинском центре Кука, кажется небольшим, но это ловкий оптический обман. На первый взгляд, это обычная частная клиника, состоящая из приемной, нескольких комнат для осмотра и кабинета. Но за раздвижной дверью позади стойки Барбары, если пройти по вызывающему приступ клаустрофобии коридору с рядом металлических дверей, запертых на кодовые замки, обнаруживается исследовательский центр, по сравнению с которым все, что я видел в «Звездных войнах», выглядит устаревшим хламом.

Я не скрываю благоговейного трепета, и доктора Валлардо это не удивляет.

— Да, да, вижу, вам нравится, — говорит он.

Возбуждаясь сам от моего предвкушения, он хватает меня под руку и тянет к самой сердцевине процесса. Совершенно безучастные Фрэнк и Питер не отстают ни на шаг.

Помимо гудения, жужжания, свиста, помимо кручений, вращений, извержений, помимо колб, мензурок, пробирок, больше всего меня поражают сотрудники. Дюжины ученых, больше сотни, рядами согнувшиеся, словно соломинки для коктейля, над микроскопами, чашками Петри, образцами спермы. Короче говоря, работа просто кипит. Как у Мэнни, только техника куда круче, и кондиционеры работают вовсю.