рассказ, Датауз вздохнул.

— Зря ты, парень, сюда шёл. Лучше бы с Молнией остался.

Бергей сжал зубы, но не ответил.

— Я мало знаю о том, что произошло в Сармизегетузе, но то, что знаю…

Он не договорил. Бергей подождал немного, а потом попросил:

— Расскажи, отец.

Датауз снова вздохнул.

— Римляне месяц вели осаду. Ломали стены таранами, камнемёты подтащили. Бицилис поначалу умело оборонялся, но «красношеие» все же смогли прорваться за Храмовую стену. Наши отступили в Цитадель.

Он замолчал.

— Что было дальше? — прошептал Бергей.

— Дальше… Через несколько дней в Цитадели начался пожар. Причём римляне утверждают, что это наши сами себя подожгли. Все запылало и на Храмовой террасе. Я думаю, Бицилис пытался за стеной огня прорваться из города. Но не смог. Когда римляне ворвались в Цитадель, там не осталось никого живого. Все, кто был, мужчины, женщины и дети, все выпили яд. Чтобы не сдаваться в плен, избегнуть насилия и рабства. Так говорят римляне, я сам не видел.

Бергей побледнел.

— Я не верю…

— У меня нет причин лгать тебе, — сочувственно сказал Датауз.

— Значит… все мертвы…

— Да, парень. Крепись. Из Сармизегетузы никто не вышел живым.

Бергей спрятал лицо в ладонях. Бития вопросительно взглянула на мужа, тот поджал губы и коротко мотнул головой.

Больше Датауз юношу расспросами не донимал. Вечером вернулись односельчане старика, и он рассказал им про Бергея. Мужики, среди которых не было ни одного молодого, вздыхали, сокрушённо качали головами, обсуждали, что парню делать дальше. Некоторые, ухватившись за его рассказ о Тзире и слухах о том, будто на севере ещё сражаются свободные даки, советовали ему податься туда. Иные и сами порывались идти с Бергеем. Он слушал отрешённо. Кивал головой, слова бросал неохотно, через силу. Наконец, Датауз призвал оставить парня в покое.

— Не теребите его. Парень до последнего надеялся, а оно вон как вышло… Пусть хоть немного в себя придёт.

На следующее утро Датауз велел Бергею сидеть в землянке и не высовываться. Юноша послушался и весь день промаялся наедине с чёрными мыслями. Так он провёл и следующий день, а потом, глядя на возвращающихся с работы измождённых людей, устыдился безделью. Его кормят, а он лежанку давит. Заставить себя помочь соотечественникам на стройке он не мог — все в душе его протестовало против работы на благо ненавистным «красношеим». Однако следовало за добро отплатить добром.

Когда мужчины вновь ушли на работу, он предложил Битии помочь по хозяйству. Она послала его натаскать воды, наколоть дров.

В поселении остались только женщины. За одну из них Бергей зацепился взглядом. Одетая в бесформенное платье, она сутулилась, скрывала платком лицо и двигалась скованно, почти ни с кем не разговаривала.

В лагере постоянно торчали двое или трое посторонних. Не легионеров, но явно римлян. Бергей поинтересовался у Битии, кто они, та ответила, что «следят за порядком».

— Чтобы мы не придумали взбунтоваться, значит. Хотя какой уж тут бунт, мужики еле ноги волочат. Больные да увечные одни остались…

Женщина с платком на лице особенно сторонилась этих чужаков. Не понимала, что своим поведением и обликом, явно направленным на то, чтобы не привлекать внимания, добивается прямо обратного.

Бергей наблюдал за ней со всё возрастающим любопытством. Так получилось, что сей интерес и определил его дальнейшую судьбу.

Вскоре после полудня, когда женщины отнесли мужьям обед и вернулись, в поселении появились два новых человека. Эти самые «хранители порядка». Одетые не по-военному, в обычные серые туники и коричневые плащи-пенулы, они, тем не менее, были вооружены мечами. Бергей заметил на поясе одного из них свёрнутый кольцами хлыст. Надсмотрщики. Хотя вроде бы рабами даков-строителей не считают.

Сменив своих товарищей, римляне вальяжно разместились у костра, над которым висел котёл. Один из них вытащил из-за пояса ложку и бесцеремонно снял пробу.

— Эта что ли? — услышал Бергей слова второго римлянина.

Юноша, коловший неподалёку дрова, поднял глаза и увидел, что они смотрят в сторону закутанной женщины, которая несла с ручья корзину со стираным.

— Ага, — ответил второй.

— Да ну, она же страшная. У меня не встанет.

— Слабак, — усмехнулся второй и почесал в паху.

Женщина мельком покосилась в их сторону и быстрым шагом пошла прочь. Первый римлянин поднялся и вальяжно направился за ней. Она ускорила шаг, он тоже. Она оглянулась, бросила корзину и побежала.

Бергей расколол очередное полено и, оставив работу, посмотрел в сторону кустов, за которыми оба скрылись. Он знал, что там сейчас случится. Юноша покосился на второго римлянина, тот расслаблено сидел возле костра и задумчиво щёлкал пальцем по деревянной ложке. Бергей огляделся по сторонам. Поселение как будто вымерло.

Не вполне отдавая себе отчёт в том, что делает, не задумываясь о последствиях, движимый лишь сиюминутным порывом и ненавистью, юноша сжал в руке топор, так, что костяшки пальцев побелели, и направился к кустам. Второй римлянин сидел к нему спиной.

Листва давно опала и Бергей, ещё не раздвинув колючие ветки, уже видел, что там происходит. Римлянин повалил женщину на землю, одной рукой задирал ей подол, а другой душил. Женщина пыталась оторвать его руку от своего горла, извивалась, хрипела, пыталась сжать ноги. Римлянин, вполголоса бранясь, втискивал между ними колено. Наконец, ему это удалось, подол он тоже одолел и начал одной рукой стаскивать с себя короткие штаны, какие носили легионеры.

Дальше Бергей смотреть на это не стал. Бесшумно приблизившись, он взмахнул топором и обрушил его на спину насильнику. Тот дёрнулся, захрипел и обмяк.

Женщина спихнула с себя труп и попыталась отползти от Бергея, пронзив его безумным взглядом. Её трясло, но она не издала ни звука. Бергей, глядя на совсем голую (римлянин успел ей не только подол задрать, но и платье на груди до пупа порвал) худую девушку лет семнадцати, потерял дар речи. Платок размотался, и он увидел её лицо. Оно было измазано сажей. Наискось от правой брови, через переносицу и всю левую щеку тянулся уродливый шрам. Удар мечом, чудом не задевший глаз.

Бергей подумал, что сажей девушка вымазалась специально.

«Она же страшная, у меня на неё не встанет».

Наивно пыталась уберечься от насилия…

Вдруг его словно молнией прошибло.

— Тисса? Ты?

Он шагнул к ней, она снова попятилась, все ещё сидя на земле.

— Не бойся! Тисса, это действительно ты?

Она вдруг скосила глаза ему за спину.

— Сзади!

Бергей мгновенно метнулся влево, падая на колени и уходя из-под удара. Не глядя махнул топором с разворота, на уровне живота взрослого мужчины. Не ошибся. Второй римлянин, верно, почуявший что-то неладное, не собирался